– А потом я положил тебя. – Он перевернул ее и положил на край кровати лицом вниз, так что ее ноги касались ковра. Он не больно пошлепал ее по бедрам, чтобы она шире раздвинула ноги. Все это время он продолжал удерживать ее руки за спиной. Она почувствовала, как он сильными рывками расстегивает брюки, ощутила бархатную мягкость и стальную твердость его члена, входящего в нее. – И я взял тебя.

Он с силой полностью вошел в нее, и она сладострастно застонала. Он начал двигаться в ней, и каждый вход его члена сопровождался ее вздохом. Он просунул свободную руку, нащупал ее бутон и начал умело его массировать. Она чувствовала его всепоглощающую, молчаливую, сокровенную мощь, которая все усиливалась. Он напоминал арабского шейха, атакующего пустыню на скакуне и с мечом.

– Я спросил тебя: ты что-то еще хочешь для меня сделать? Что ты ответила?

– Да все, что угодно, – тяжело дыша, произнесла она. Селия поймала себя на мысли, что все, сказанное им, похоже, было правдой. Она почти физически ощущала слияние прошлого с настоящим и свое неосознанное перетекание из одного мира в другой в бесконечном потоке жизни. Был даже момент, когда Селия, в прошлом Шарлотта, почувствовала себя ими обеими одновременно. Она ощущала внутри себя его огромный член. Его пальцы были липкими от ее соков.

– Все, что угодно, – подчеркнуто повторил он. – Если я прикажу тебе бросить дом и бежать со мной, ты так и сделаешь. Твоя семья, твои друзья и родные, твой дом ничего не значат по сравнению с той радостью, которую я могу дать тебе.

Селия, тяжело дыша, облизывала губы.

– Неожиданно в дверь постучали. Ты замерла. Это могли быть люди твоего отца. Гибралтар – маленький город. Может, марокканцы заметил и, что ты часто заходишь в эту гостиницу. Они могут взломать дверь. Ты хотела бы убежать и спрятаться где-нибудь. Но нет. Я сжимаю твои руки так же, как я делаю это сейчас. Я заставляю тебя наслаждаться опасностью. Она возбуждает тебя, как ничто и никогда прежде. Я по-прежнему держу тебя сзади. Мои пальцы продолжают еще сильнее возбуждать тебя. Мы знаем, что они могут быть за дверью и прислушиваться. Ты попыталась сопротивляться, но в то же время старалась не производить никакого шума, понимая, что они стоят за дверью и по звуку стараются определить, не в этой ли противозаконной комнате находится дочь полковника Ленедауна. Ты знаешь, что тебе надо убежать. Хотя бы выбраться через окно. Но ты не можешь просто исчезнуть. И вместо бегства ты опускаешься на колени и берешь у меня в рот. Да… вот так. Глубже. Ты осознала, что ты получаешь даже большее удовольствие, чем тогда, в пещере? Тебе нравится, и ты должна делать это.

Она задыхалась, ее словно унесло куда-то. Все, что он говорил, она могла видеть, ощущать так, будто это происходило здесь и сейчас. Ей нравилось подчиняться его силе. Она устала принимать решения. Она была рада просто выполнять приказы, чувствовать, наслаждаться этим восхитительным вкусом, делать что-то запретное под самым носом у тех, кто хотел отнять у нее эту сладость. Ее бутон пульсировал, болел, в нем копился жар, который требовал выхода.

Неожиданным, нечеловеческим прыжком она вскочила на ноги и бросилась на кровать. Он избавился от своей одежды и, скомкав, отбросил ее. Затем взгромоздился на нее, резким движением раздвинул ее ноги и с силой вошел в нее. Его хриплые стоны устанавливали ритм, который был и успокаивающим, и возбуждающим одновременно. Каждое его слово уносило ее все выше и выше.

– Тебе так приятно это, тебе понравится делать все, что я велю. Ты будешь на коленях умолять меня предоставить тебе право быть моей собственностью. Ты полностью принадлежишь мне. Ты создана только для одной цели: ублажать мой член.