Аргунов протянул вперед руку:

— Вы своей работой, своей беззаветной преданностью делу революции фактически уже давно член партии. Теперь, как руководитель Северного союза эсеров, торжественно заявляю: Иван Николаевич Виноградов — член нашей партии.

Все дружно захлопали в ладоши, бросились обнимать Азефа:

— Поздравляем, поздравляем!

Азеф выволок из кармана носовой платок, потер глаза:

— Ах, спасибо! Я растроган до глубины души…

И снова хлопки в ладоши. Григорий Соломон громко крикнул:

— Ура! Долой проклятый царизм! Пьем за освобождение трудящихся.

После революции Соломон будет спасаться во Франции. Там он напишет толстый труд, в котором будет восхвалять большевиков и «любимца народных масс товарища Сталина».

Наживка

Улучив удобный момент, Азеф усадил Женечку на тот самый кожаный диван, на котором дрых позавчера. Согласно инструкциям Житловского и по велению сердца, время от времени целовал ее хорошо ухоженные руки с чистыми и прозрачными, словно фарфоровыми, пальцами и говорил:

— Мы непременно свергнем проклятый царизм, не сомневайтесь, Евгения Александровна.

Женечка согласно кивала и деловито говорила:

— У нашей группы большие планы. Я затеваю демократический журнал «Общедоступный техник», а вы, как специалист, могли бы вести раздел и помогать советами. И вообще, журнал, прикрываясь пропагандой технических знаний, будет проводить плехановские и марксистские идеи.

Азеф понимающе заверил:

— Я ваш сотрудник — навек! Даже готов стать членом вашего кружка, пусть мне грозят каторга и кандальный звон.

Женечка не поняла двусмысленности слов и воскликнула:

— Я благодарю вас!..

— Не за что, это мой гражданский долг! Если мы не жалеем себя, нравственно ли другим жалеть для революции деньги? Нет, это стыдно и даже позорно. Право, на очах моих навертываются большие слезы.

Немчинова простодушно проговорилась:

— Но я Аргунову уже дала приличную сумму…

Азеф хитро прищурил глаз:

— Это на закупку динамита?

— Нет, — замялась. — Вы никому не скажете? Деньги пошли на типографию, которую недавно поставили в Финляндии.

У Азефа заколотилось сердце так, словно он на удочку подцепил золотую рыбку. Он моментально нашелся:

— Эх, ваши деньги пропали, они ничего путного там не напечатали…

Женечка замахала руками:

— Вовсе нет! Разве вы не видели два первых номера «Революционной России»? Я могу дать вам, только найти надо, куда-то засунула…

— А как насчет пожертвования?

Женечка, смущаясь, спросила:

— Иван Николаевич, сколько вам надо для революции?

Азеф в очередной раз прильнул с поцелуем к руке Женечки и страстно проговорил:

— Революция в России — мероприятие дорогостоящее. Здесь скупиться нельзя, ибо отдача будет безмерная — свобода и равноправие.

— Ах, скорей бы! Я задыхаюсь от самодержавной деспотии.

— Не только вы, Женечка, все передовые люди задыхаются! Пожертвуйте на свержение сколько не жалко! Тем более что теперь деньги для наших заграничных товарищей будут идти через меня.

— Я знаю, мне Житловский писал об этом.

— Деньги нужны срочно, иначе безвозвратно пострадает дело революции.

— Я уже приготовила для вас.

Она на минуту вышла в соседнюю комнату и вернулась с плотной тяжелой пачкой, сказала:

— Тут две тысячи.