Белова дрожащими руками взяла паспорт, долго смотрела на красную обложку с гербом и золотыми буквами «СССР», не решаясь открыть, потом взглянула наконец на фотографию и вдруг расплакалась.

— Да, Наташенькин паспорт. Он, значит, здесь, а она… О господи!

— Вы уверены, что это именно ее паспорт? — продолжал настаивать майор.

— А как же! А то я его никогда в руках не держала! Вот и клякса на нем затертая, младшенькая моя поставила ненароком. Где дата рождения. И написано все правильно. Только фотография не Ната‑шенькина, а той… — Белова всхлипнула. — Она убила ее, да? Наташеньку мою? А документ себе взяла? Да? Ох, что же такое делается?

— Успокойтесь, Елена Васильевна. Давайте разберемся. Расскажите все с самого начала: когда, при каких обстоятельствах ваша дочь Наталья Белова уехала в Москву? Как получилось, что до сих пор вы были уверены, будто она и есть победительница областного конкурса красоты и все у нее в порядке?

— Как получилось… Ох ты господи! Трое их у меня, вы поймите. Три дочки. Светочка, Еленка и старшая, Наташенька. Уж за старшую‑то я никогда не переживала…

…Елена Васильевна рассказывала долго, с ненужными подробностями. И все пыталась объяснить, что жизнь у нее тяжелая, забот много, и тому, что старшая дочь пристроена, оставалось только радоваться. Биография настоящей Натальи Беловой была проста. Мать ее всю жизнь проработала на стройке маляром, отец на той же стройке каменщиком. Жили в застойные времена не шибко богато, но весело, как все. И приработок был. Стройматериалы бесплатные, а руки у Натапшного отца были золотые. Получил он хорошую трехкомнатную квартиру от строительной организации, дачу начал строить, гараж, купил машину по очереди. Новенькие «Жигули». Квартиру, полученную от государства, Белов отремонтировал на зависть всем. Жена — маляр, сам' — каменщик. Чего ж не жить, коли с руками? И трех дочек они с женой народили, уверенные в том, что смогут вырастить и на ноги поставить.

Перемен, начавшихся в стране, Белов не понимал. Какая еще демократия? Какая гласность? Какая многопартийность? Ни он, ни жена в одной‑то партии никогда не состояли. Голосовали за кого велят, жили тихо, своим трудом. У рабочего человека только одна партия — трудовая. А свобода глотку драть — она только бездельникам нужна. Но из‑за этих перемен жизнь в городе начала меняться. Раньше строили много: военный завод получал немалые дотации, приезжие офицеры нуждались в жилье. Теперь офицеров почему‑то начали сокращать, производство тоже. Все это называлось непонятным Белову словом «конверсия». Но если модного слова он не понимал, то сокращение объема строительных работ понял запросто. Строительных контор в городе бьшо немного, и все они раньше возводили жилые дома, да и государственные учреждения в районе множились. Школы, больницы, библиотеки, детсады. Работы у Белова было много, у его жены тоже. А теперь начались сокращения. Не могли строителям платить большую зарплату за объекты, замороженные на неопределенный срок.

Самого Белова не сокращали, учитывая большой стаж, покладистый характер и золотые руки, и поначалу он не особенно переживал. Каменщик с руками работу всегда найдет. Но началось то, чего прежняя власть никогда не допускала: регулярные задержки зарплаты. Раньше‑то и аванс выдавали, а теперь все выплаты откладывались на неопределенный срок. Белов часами складывал в столбик, сколько же ему должно родное государство, и считал себя богачом. Но появилось другое модное слово: инфляция. Когда он получил‑таки деньги на руки, то чуть не заплакал. Их оказалось до смешного мало. И Белов зарылся в землю на своем дачном участке, стал халтурить по чужим дачам, где разбогатевшие на «свободе» платили наличными.