Стискиваю зубы и нервным движением плеч снимаю с себя накидку вовсе. Баят – ноль эмоций. Ладно. Ярость и отчаяние толкают вперед. Пробегаю по отделанному драгоценными породами дерева коридору к лестнице, ведущей наверх. У моего брата – день рождения. Народа и правда много, хотя на яхте вроде бы собрались только самые близкие. У Марата полно друзей. У Марата любовь. Дочь, и сынок на подходе. Я ему ни в коем случае не завидую, нет. Просто чувствую себя еще более одинокой. И ужасно, ужасно запутавшейся!

Выныриваю на палубу, и кажется мне, что все разговоры стихают. Мама в ужасе подхватывается со своего шезлонга. Отец, напротив, застывает с открытым ртом. Надеюсь, его не хватит удар. Это просто бикини. Маленькое черное би ки ни. А я давно уже большая.

Мама тычет пальцем мне за спину, безмолвно требуя, чтобы я удалилась. Ни за что! Фокус в том, что когда ты эмоционально взорван, покорности тоже не остается. Натягиваю на нос очки, сделав вид, что от меня ускользает смысл невербальных посылов матери. Выхожу на палубу. Доски недружелюбно касаются ног, обжигая, хотя по идее и не должны. Тяжелый камень в моей груди перемещается из солнечного сплетенья в живот. Хватаю ртом морской воздух в надежде, что хоть он удержится в моих в клочья разорванных легких. И в этот момент ветерок доносит до меня обрывок не предназначенного для моих ушей разговора:

– Тоха, рот закрой! Ты на мою сестру вообще то пялишься!

– Извини, брат, – выставляет перед собой руки Антон – лучший друг Марата. – Кхе кхе, она – как бы это сказать… выросла.

Вскидываюсь. Неужели он, наконец, заметил? Пульс просто зашкаливает. Может, с этого и началось мое окончательное падение? Или раньше? Когда я только в него влюбилась? Мне тогда было двенадцать или тринадцать? Не помню. Влюбилась насмерть. Фатально, на старте понимая, что никаких положительных эмоций мне эти чувства не принесут, только боль и слезы. О взаимности, об этих всех «и жили они долго и счастливо» я, даже будучи глупой малолеткой, никогда не мечтала. Понимала прекрасно, что у меня ноль шансов на взаимность. Он намного старше, он опытнее в сто раз, но, главное, он не нашего племени. Светлый, голубоглазый. На солнце его волосы выгорают так, что он за пару недель отпуска в тропиках превращался в платинового блондина. Его кожа светлее моей. Чтобы не обгорать, Антон постоянно мажется кремом и, кажется, несколько смущается этого факта. Но когда его начинают подкалывать на этот счет друзья, называя девчонкой, лишь ржет и тайком тычет факи. Друзья моего брата очень взрослые, да. Но порой ведут себя как сущие дети.

Среди них выбивается лишь Назар Звягинцев. Я его терпеть не могу!

А он ведь тоже стоит, греется на солнышке и чуточку иронично наблюдает за моим дефиле. Под его взглядом к щекам приливает краска. Хорошо, что под загаром ее не видно. Назар просто обожает ставить меня в неловкое положение. И ему это удается с успехом. Даже не знаю, как так получается, что я каждый раз выставляю себя перед ним полной дурой. И лгуньей. Знаете, как он называет меня за глаза? Ла ла ла, тем самым как бы намекая, будто я только и могу, что врать. А я Лала!

– Лала, дочка, в таком виде ты выйдешь на палубу только через мой труп.

– Мам, – закатываю глаза под стеклами очков, – это просто купальник.

– Это ужас какой то, а не купальник! Посмотри, как скромно выглядит Афина. И Марфа. И… и другие женщины.

Да, действительно. Но Афине вот вот рожать, какое ей бикини? А Марфе, жене еще одного друга Марата, Браги, кажется, вообще глубоко плевать, что на ней надето. Впрочем, если бы мой мужчина смотрел на меня так, как Брагин пялится на Манюню, я бы согласилась и на гидрокостюм.