|
Потом историю их знакомства и развития отношений Борис складывал буквально по крупицам из обрывков разговоров, из найденных всё в том же комоде нескольких писем, почему-то сложенных треугольниками. Спрашивать напрямую Борис стеснялся. Постепенно в его голове укоренилась такая версия: мама была медсестрой и познакомилась с отцом, когда вытаскивала его раненого с поля боя. Много позже выяснилось, что всё было не так. Уже заканчивая школу, Боря узнал, что родителей мамы, врачей, репрессировали накануне войны. Саму Надежду Михайловну, можно сказать, спас фронт. Отношения с Глинским у неё завязались ещё до его тяжёлого ранения. А потом они надолго потеряли друг друга из виду. Владлен Владимирович кочевал по госпиталям, а в жизни мамы появился другой человек, тоже офицер. Он погиб в сорок пятом — как раз под Будапештом. Как маме, дочери сразу двух «врагов народа», удалось восстановиться в мединституте, Борис так и не узнал. Вроде какой-то генерал — начмед фронта помог…
А потом они снова встретились уже в начале пятидесятых. Над Надеждой Михайловной тогда сгустились тучи. Она однажды дежурила по госпиталю и, чтобы скоротать время, позвонила знакомой провизорше в аптеку. Аптеки, кстати, тогда дежурили круглосуточно, и их, что любопытно, сплошняком телефонизировали. Так вот, аптекарша продиктовала Наде ребус-шараду: — Нарисуй рожицу с волосами. Над ней — утюг… Нарисовала? — Ну… — А внизу напиши: «папа-мама». — Ну написала… — А теперь оба этих слова жирно зачеркни. — Зачеркнула. — И что получилось? — Да ничего. Глупость какая-то. — Нет. Подумай. — Любка, хватит! Что тут думать? — Ну ладно. Смотри: «папу-маму» зачеркнули, значит, наша рожица — безродный. Поняла? — Ну и… — А утюг над волосами — это он «космы палит». Поняла? Получается «безродный космополит». — Ой, и дурная же ты, Любка! Дошутишься… А с «безродным космополитизмом» тогда боролись со всей, можно сказать, классовой беспощадностью. Бумажка же с записанной шарадой попалась на глаза кому-то «бдительному». А госпиталь, где работала Надежда Михайловна, обеспечивал центральный аппарат Министерства обороны. И, в общем, сначала-то закрутилось всё совсем нехорошо. Но потом несчастье помогло последующему счастью. Знакомый военный контрразведчик рассказал за рюмкой Глинскому смешной эпизод с шарадой и дурой-врачихой. Прозвучала и фамилия. Владлен Владимирович сначала решил, что это просто совпадение — однофамилица. Мало ли в России Фирсовых! Но не поленился уточнить. Оказалось — «раннефронтовая» любовь. Спас её в итоге фронтовой командир Глинского, ставший уже маршалом. А фамилия у маршала была Неделин. Вот так. Ни много ни мало. Неделин, кстати говоря, и свадьбу-то практически в приказном порядке устроил. Он любил и ценил Глинского, а потому сказал, как отрезал: — Вот что, майор, заканчивай с холостой жизнью. Одни бабы после войны, холостяк в наше время — это, считай, несознательность, недопустимая для офицера и коммуниста. Бери свою несознательную докторшу — и в ЗАГС, перевоспитывай! А там я найду куда тебя направить… И ведь направил же. Не обманул. Полигонной житухи Глинские похлебали полным лаптем. Но в первый класс школы Боря, сын полковника Глинского, пошёл уже в Москве, куда перевели отца. Если кто-то решит, что жить семье стало легче, то ошибётся: папу Боря, считай, совсем перестал видеть, потому что Владлен Владимирович постоянно летал на транспортниках Ли-2 «по ленинским местам». Глинский всё время «выбивал-проталкивал» какие-то «изделия» для Ленинска. |
