Голос у него при этом был доверительно-проникновенный. Он улыбнулся, но собеседница смотрела холодно и по-прежнему недоверчиво. Она словно бы корила себя за то, что пошла на поводу пошлого записного донжуана. С Габриэля будто сорвали маску, он почувствовал себя смешным. И в этот самый миг, когда он явственно ощутил ее отрицательное о себе мнение, ему захотелось, чтобы их знакомство не закончилось этим вечером.

Перед этой девушкой он был как на ладони, она сразу увидела его насквозь. В ее взгляде была проницательность взрослой женщины — женщины с немалым опытом неудач и разочарований за плечами. Но она была слишком молода, чтобы нажить такую мудрость и трезвость.

Кларе хотелось встать и уйти. За кого этот хлыщ ее принимает? За молоденькую идиотку, которой достаточно бокала вина, пары комплиментов и напетой песенки, чтобы отправиться к нему в постель? Но лицо молодого человека говорило о растерянности. Он смутился, стал застенчивым от ее холодности. Клара вновь почувствовала, что лоск обольстителя наносной, что перед ней живой, чувствительный человек.

— Да, это хорошая песня, — сказала она, решив помочь смутившемуся собеседнику. — Ритм придает особую напряженность чувству, выраженному в словах. — И едва уловимым движением плеч и рук подчеркнула этот ритм, как это может сделать только танцовщица.

— А ты какую музыку слушаешь? — спросил Габриэль, с благодарностью подхватывая тему разговора.

— Разную. Одну слушаю, другую напеваю, под третью люблю танцевать, — сказала она и снова ушла в себя. Помолчала и добавила: — Да и день на день не приходится. Слушаю чаще всего соул и поп-музыку. А танцевать люблю под фанк и ритм-и-блюз, да мало ли еще подо что.

— А что напеваешь?

— Французские песенки. Или то, что слышу по радио.

— Да что ты? — переспросил он, будто встретил какую-то неожиданность.

— А чему ты так удивился?

— Да нет, — замялся он. — Не удивился, скорее растрогался.

— Растрогался? — Нотка снисходительности вывела Клару из себя. — Ты, как я понимаю, слушаешь классику и оперы?

— Я? Нет… То есть да, слушаю. Но поп-музыка мне тоже нравится.

— Я бы тоже не отказалась разбираться в классике. Но образования не хватает. Я училась только танцам.

— Да. Я понимаю, но… — забормотал Габриэль.

— А как может быть иначе? — продолжала Клара не без нотки агрессии. — Как ты успел заметить, мы с тобой живем на разных этажах. У меня не было возможности учиться в университете, я не получила образования, не разбираюсь в живописи и в классической музыке.

Обескураженный, Габриэль не знал, как перекинуть мост через возникшую пропасть.

— Мне в самом деле повезло, очень повезло. Но я не считаю, что на вещи нужно смотреть так антиномично!

— Антиномично? — переспросила Клара.

— Ну да, как на несовместимости, — пробормотал Габриэль.

— Какая может быть совместимость? Ты говоришь, а я тебя не понимаю.

— Извини, я не хотел… Я хотел совсем другого…

— А ты не переживай, я же знаю, что я без образования.

— С образованием, без образования — какая разница! — вспыхнул Габриэль. — Ты мне нравишься, вот в чем дело. Но ты сидишь и молчишь, а я терпеть не могу сидеть молча, вот и понес всякую чушь.

Искренность признания пробила брешь в Клариной обороне.

Желая избежать опасных тем, Габриэль вновь стал расспрашивать Клару о ее жизни, но она опять, обходя его вопросы, говорила только о танце, словно танцем исчерпывалась вся ее жизнь.