В компании таких внушительных особ сержант счел за лучшее не задавать лишних вопросов (может быть, причиной тому было и то, что он прочитал эпитафию Монфорта).

— Очень рад познакомиться, сэр.

— Мой дядя, — сказал Говард и через небольшую паузу добавил: — Он в отпуске, приехал из Сассекса.

— Полагаю, здесь все совершенно по-другому, сэр: нет ни зеленых полей, ни коров и всего прочего. — Клементс посмотрел на Уэксфорда с полной уважения и в то же время снисходительной улыбкой, а затем, повернувшись к суперинтенденту, доложил: — Я еще раз поговорил с Траппером, сэр, но у него больше ничего не удалось узнать.

— Ладно. Мы возвращаемся в машину. Пообедаем вместе с мистером Уэксфордом, а во время обеда я постараюсь убедить его позволить нам воспользоваться его интеллектуальными способностями.

— Конечно, мы воспользуемся ими, — откликнулся сержант и последовал за ними к выходу с кладбища.

«Великий князь», маленький старый паб, в который Говард повел дядюшку, стоял на углу извозчичьего двора на Кенберн-Вейл.

— Не знал, что в Лондоне еще остались такие места, — сказал Уэксфорд, оглядывая панели, отделанные льняным полотном, деревянные лавки с высокими спинками и старинные окна. Обстановка была домашней и напоминала постоялые дворы с картин Помфре или Стоуэртона.

— Поблизости таких мест действительно нет. Кенберн — не Утопия. Не кажется ли тебе, что вид из этого окна вызывает в памяти то, о чем Гуд написал в одном из неопубликованных стихотворений:

Ах, трястись на груженой повозке

Средь цветущих холмов Кенберн-Вейл.

— Что будешь есть, Рэдж?

— Мне много нельзя.

— Если кусочек холодной утятины и салат? Здесь очень вкусно готовят.

У Уэксфорда немного кружилась голова, но он не мог позволить себе так легко сдаться. То, что происходило между ним и Говардом, было торжеством взаимопонимания и дружбы над недоразумением, и если теперь ему предоставлялась возможность снова «вгрызаться» в настоящую полицейскую работу, то почему бы не сделать то же самое и с утятиной? Предлагавшийся в меню набор блюд был настолько широк и соблазнителен, что просто слюнки текли. Уэксфорд выбрал самые низкокалорийные — тонко нарезанную говядину и холодный рататуй — и с удовлетворенным видом откинулся на спинку лавки. Даже высокий стакан яблочного сока, который предложил ему Говард с уверениями, что он изготовлен из лучшего сорта яблок из Суффолка, не смог омрачить его настроения.

С самого начала пребывания в Лондоне Уэксфорда не оставляло ощущение некоторой потери собственной индивидуальности, знакомое каждому человеку, находящемуся на отдыхе, за исключением, конечно, закаленных путешественников. И вместо того чтобы его собственное уэксфордовское «я» возвращалось по мере его привыкания к этому городу, он чувствовал, как оно продолжало исчезать, и на кладбище он, наконец, понял, что утратил его окончательно. Это был страшный момент. Однако теперь он в большей степени ощущал себя самим собой, чем все предыдущее время. Сейчас ему было так же легко и приятно, как когда-то в «Оливе и голубке», где они бывали с Майком и за обедом обстоятельно обсуждали какое-нибудь дело, только теперь руководителем был Говард, а сам Уэксфорд выступал в роли Майка. Однако он не имел ничего против этого. Мог даже совершенно спокойно смотреть на огромный, почти на всю тарелку, стейк, запеканку с почками, молодым картофелем и кабачками, обжаренными в сухарях, которые с аппетитом поглощал Говард.

Первые пять минут они ели, пили и говорили о произошедшем недоразумении, затем Говард повел прямой и ясный разговор, протянув дяде моментальный снимок.

— Это единственная фотография девушки, которая есть у нас.