Я сижу за столиком перед большим окном, моросит дождь, едва проглядывает унылое солнце. В Овальном городе начинается новый день. Вон темнокожая попрошайка Меме уже на посту – подходит к людям на автобусной остановке, осыпает их комплиментами и как бы невзначай просит на булочку. Она говорит столько добрых слов, что подаешь ей непроизвольно. Вон старичок Джавидан привозит на велосипеде свежие тюльпаны в лавку под домом напротив – голубые, розовые, желтые. Проходящая мимо девушка с надписью «I am loved» на рюкзаке останавливается, внюхивается в цветы и, чему-то улыбнувшись, продолжает путь.

Я погружаюсь в этот город все глубже.

5

Начо приглашает на булочки с сушеным инжиром. Я вежливо отказываюсь: хочется побыть одной вечером, посидеть на лестницах подъезда рядом с Пако, уплетающим принесенные мною куски шашлыка. Каждый вечер в ресторане я собираю для него остатки еды с тарелок. У Пако почти не осталось зубов, только клыки, поэтому кормлю его мягким. Он игривый, бодрый, гордый, но все равно в глазах вселенская усталость.

Перед тем как Пако пригрелся в нашем подъезде, он долго скитался по улицам Овального города в поисках хозяйки. Говорят, его не раз избивала ребятня из соседних районов, потому что Пако не подчинялся и рычал, когда пацанье пытались его приручить. Начо садится на ступеньку ниже, гладит морду пса. «Я прошлой зимой подобрала его у мусорной ямы, выше Мексиканского квартала. Истекал кровью, бедняга. Какая-то сволочь разрезала ему правую сторону морды – от пасти до уха. Видишь шрам? Хорошо, я увидела, отвезла к ветеринару. С тех пор, где бы он ни встретил меня, несется, руки облизывает. Благодарит. Все помнит».

Начо из Сербии. Она носит цветастые платки, ярко подводит серо-зеленые глаза и растит троих детей в однушке с фиолетовыми стенами. Все трое от разных мужчин. Последних она теперь терпеть не может. «Меня в день Святого Валентина поздравляют дети, дарят сердечки со словами “самому любимому человеку”. Вот где настоящее счастье, а не между ног у какого-то козла».

В молодости Начо работала клоуном в передвижном цирке «Шен-Рубин». Им руководил однорукий Игнасио Фрага, первый укротитель львов в Аргентине, потерявший руку в драке из-за женщины. «Мне было семнадцать. Ему сорок два. Я любила его тайно, была рядом с ним, убирала клетки в “Шен-Рубине”, готовила еду, стирала. Однажды ночью пришла к нему и сказала: “Я хочу, чтобы вы стали моим первым мужчиной. Я люблю вас”. На “я люблю…” разревелась. Игнасио налил мне стопку коньяка, обнял по-отцовски и проводил обратно в комнату. Потом я ушла из цирка. Из-за него. И из-за животных, лишенных свободы. Люди на арене цирка – олицетворение силы и отваги, но замученные звери – гимн человеческой жестокости и страсти к наживе».

Начо спрашивает: «А почему ты остригла свои солнечные волосы?» – «Избавляюсь от лишнего. Напоследок». – «Напоследок?» Я закуриваю. Дым на мгновение замирает в воздухе, а потом его прогоняет ветерок, снова вернувшийся в Овальный город. «Север, что случилось?» Я криво улыбаюсь: «Умру скоро». Начо встает, хватает меня за руку, быстрым шагом тащит к себе: «Давай-ка лучше по булочке с чаем. Поверь мне, полегчает… Смерти боишься?» – «Я не смерти боюсь. Я боюсь растолстеть от твоей стряпни». Любопытный Пако бежит за нами.

* * *

Температура 39,6. Знобит, в горле пересохло. Белая простыня подо мной превратилась в тонкий кусок льда. Расползающаяся по ниткам полудрема. Смотрю на дверь комнаты – из серо-стеклянной она перетекает в деревянно-коричневую.