– Вот именно! – гаркнул Роднин. Сорванный им галстук, извиваясь шелковой змеей, полетел на пол. – Вот именно что тю-тю. И ничего смешного в этом нет. – Он яростно ткнул пальцем в приказ по управлению. – Не успел новые погоны нацепить, как уже разжалован. За каким хером тебе понадобилось с цээрушниками счеты сводить, а? Кто тебя уполномочивал?

– Чувство долга, – тихо произнес Бондарь.

– Что-о?

– Можно подумать, что вы впервые слышите о таком понятии, товарищ полковник.

Задохнувшийся Роднин покрутил шеей. Теперь ему мешал ворот рубахи. Сообразив, что все дело в верхней пуговице, он попытался расстегнуть ее, но закончилось это тем, что пуговица осталась у него в пальцах, а потом последовала за галстуком.

– Вот что, капитан, – сказал Роднин, постепенно успокаиваясь и тщательнейшим образом подбирая слова. – О том, что ты первостатейный наглец, я знаю, поэтому лишний раз мне об этом напоминать не надо. И предупреждаю на будущее. – Роднин налег грудью на стол, высвечивая нижнюю половину своего лица. – С этого момента никакой самодеятельности. Никаких, понимаешь, актов возмездия. У нас тут не Голливуд, не съемки сериала про агента ноль-ноль семь. Лицензий на убийство мы своим сотрудникам не выдаем.

– А мне не нужна лицензия, – отрезал Бондарь. – Индульгенция тоже не нужна. Я просто выполняю свой долг, выполняю так, как я его понимаю.

– Плохо понимаешь, капитан. – Тяжелый подбородок Роднина выдвинулся вперед еще на пару сантиметров.

– Да? А вот мне почему-то кажется, что мы с вами понимаем его одинаково, товарищ полковник. – Нахмурившийся Бондарь уставился в стол. – Враги родины подлежат уничтожению. Поголовно. Вне зависимости от местонахождения, социального статуса и всяческих мораториев на смертную казнь.

После этого заявления все заготовленные Родниным правильные и нужные слова пошли псу под хвост. Кривить душой не хотелось, а возразить по существу было нечего. Поэтому, придвинув к капитану приказ, он мрачно распорядился:

– Ознакомься. Потом потолкуем.

Роднин, откинувшийся на спинку кресла, покачал головой:

– Не разрешаю. Думаешь, я тебя из постели вытащил для того, чтобы закорючкой твоей полюбоваться? – Забрав приказ, он возвратил его на место, а на стол выложил довольно пухлый конверт из плотной пергаментной бумаги. – Здесь собраны все имеющиеся у нас материалы по Нодару Ахметовичу Шалаеву. Тебе знакомо это имя?

– Кажется, был когда-то такой чеченский полевой командир, – нахмурился Бондарь. – Но не уверен. Дела давно минувших дней. Начало девяностых?

– Середина.

– И что же, этот Нодар Шалаев решил снова напомнить о себе?

– Да нет, – ответил Роднин, бесцельно теребя незапечатанный конверт. – Он как раз предпочитает держаться в тени. Живет под именем Давида Гванидзе в горах неподалеку от Тбилиси, боевиков вербует помаленьку, снабжением бандформирований занимается. Паспорт гражданина Грузии, между прочим, у него не липовый, а самый настоящий, Министерством внутренних дел выданный. Не подкопаешься.

– А внешность? – поинтересовался Бондарь.

– Какая, к черту, внешность, когда он в молодости бородищу отпустил и ни разу ее с тех пор не сбривал. – Роднин снова пошуршал коричневым конвертом. – Одни паскудные зенки на бандитской роже просматриваются, все остальное – дремучие волосья. Вылитый Бармалей.

– Хотите мне поручить его побрить, товарищ полковник?

– Отставить шуточки, капитан! Мы тут не в бирюльки играем.