Забвенье — свобода.

— Старикан больше ста лет проскрипел, в немалых церковных чинах был, видать, а закопали его среди лицедеев и нищих — что ж такое он сделал?

— Ну так южную часть кладбища, где аристократы гробниц понастроили, еще восставшие матросы перекопали, а сюда никто не сунулся, что с актрисок чахоточных взять, купцы их содержали живых — ради удовольствия телесного, а с мертвых-то проку нет, хоронили не так чтоб пышно, сам понимаешь. А вот этого, конечно, зарыли тут не зря, что-то он наколобродил при жизни. Ведь тут и земля могла быть неосвященная, в Европе, например, актеров и вообще не хоронили в освященной земле, знаешь?

— Нет, впервые слышу. Откуда ты все это знаешь? И что это за дискриминация по профессиональной принадлежности?

— Книжки умные читаю, это тебе не дерьмо киношное. Ремесло считалось низким, а дамы были синонимом проституток, только что без желтых билетов. Ну, что глядишь? Проституткам выдавались такие удостоверения — «желтые билеты» назывались, что-то вроде прописки, чтоб можно было их как-то учитывать и контролировать. Актрисы же считались в обществе где-то совсем недалеко от дам полусвета, так сказать, потому что практически все были содержанками купчишек разных, а кто почище, то и аристократов богатых кадрил. Но сословие было тогда весьма презираемое, а смертность была среди них высокой из-за нездорового образа жизни, плохого питания и беспорядочных половых связей. И что здесь делает наша балерина — понятно, негде ей было приземлиться, кроме как здесь, а деда этого тут не должно быть, по идее.

— Нашел об чем думать! Какая разница, толкай, что ты как неживой!

— Что значит — какая разница? А если мне любопытно? Барышне кринолин распотрошить не мешает, и у деда потайные карманы могут оказаться.

— Ты извращенец, знаешь?

— Зато с некоторых пор богатый извращенец. И ты тоже, благодаря мне. Много бы ты на своем честном ремесле заработал? То-то и оно. Ладно, поторопись, что-то зябко становится, и темень нахлынула, куда только луна подевалась…

— А помнишь старый фильм — «Ночь живых мертвецов»? А потом еще несколько частей — «Возвращение живых мертвецов», особенно первая и вторая части жуткие. Ну, помнишь — в бочках газ, который, как бочку открыть, начинает дымиться, и от него из могил восстают покойники…

— Ты тронулся с этими фильмами, честно тебе говорю! Зачем ты смотришь такую хрень?

— А чего… Я люблю страшные кинохи.

— Ну, и кто из нас извращенец?

Они потащили тележку в сторону дорожки, ведущей к крематорию.

— Конечно, мы теперь богаты. Только я вот не хотел бы, чтоб через сто лет мой гроб вот так потрошили, специально ничего пусть туда не кладут.

— Я вот хочу, чтоб меня кремировали — как мы этих сейчас. Чистое дело: прах горит, остается кучка пепла — ни тебе черви, ни грабители. Ссыплют пепел в урну да и зароют — и приличия соблюдены, и материальных претензий даже спустя сто лет никаких. Толкай, киноман, нам еще за надгробиями пилить!

— Завтра бомжей заставим, пусть перетащат. Ты видал, какой ветер? Да и устал я, честно говоря.

— И то верно. Кстати, почтенная профессия грабителей могил известна еще со времен Древнего Египта, чтоб ты знал.

— Ага, я кино смотрел, «Принц Египта» называется, там…

— О господи! Кино он смотрел! Ты скоро последние мозги растеряешь со своим кино. Книги надо читать, а не в ящик пялиться. А в том кино археологи были, а я тебе толкую о грабителях могил. Вот хоронили фараона, охраняли его гробницу, а эти ребята все равно пробирались туда и уносили золота немерено.