По спине у Марлы снова пробежал неприятный холодок: на миг ей показалось, что всех этих людей – и ее самое – связывает какая-то тайна, столь ужасная, что о ней и говорить нельзя.
– Где... где мой сын? – спросила Марла.
– Дома. Сюда мы его привезти не могли. – Взгляд свекрови немного смягчился. – Ты его увидишь, как только вернешься домой.
– Когда?
– Скоро, милая, – пообещал Алекс. – Как только доктор тебя выпишет. Он понимает, как нам всем не терпится, и не станет мучить нас понапрасну. Мы ведь с Филом и его женой много лет знакомы.
Теперь и в голосе Алекса чудилась какая-то фальшь. Как будто за его ласковым тоном что-то скрывается. Что-то, о чем ей знать нельзя.
«А может, у меня начинается паранойя?» – отрешенно подумала она.
– Вот как? Тогда почему он представился как доктор Робертсон?
Марла старалась побороть внезапно нахлынувшее абсурдное чувство тревоги. Это же нелепо – воображать, что все здесь в заговоре! Она, должно быть, просто сходит с ума. Но кет, ведь был же у нее в палате загадочный молчаливый посетитель... или и его тоже не было? Ладони ее вспотели, нервы натянулись, как струны, но она не могла промолчать:
– Почему он не назвал себя Филом, не заговорил со мной, как со знакомой?
– Откуда мне знать? Наверно, у него были какие-то свои соображения. Может быть, он считает нужным со всеми пациентами обращаться одинаково. Знаешь, врачебная этика и все такое. – И Алекс изобразил руками в воздухе что-то неопределенное.
– Странно как-то.
– Может быть, – пожал он плечами.
Итак, расспросы ни к чему не привели. Если не считать смертельной усталости – как будто она весь день бегала кругами со свинцовыми гирями на ногах.
Словно ощутив ее отчаяние, Алекс снова обнял жену.
– Я знаю, ты устала, подавлена, ничего не можешь понять и к тому же плохо себя чувствуешь, – ласково заговорил он, и у нее снова защипало в глазах. – Но послушай: успокойся и не взвинчивай себя. Вот увидишь, все будет хорошо, – прошептал он ей на ухо.
У Марлы заныло сердце – так хотелось в это поверить. Ах, если бы он читал ее будущее в хрустальном шаре, а не просто сыпал расхожими утешениями! Сглотнув слезы, она обняла Алекса и взглянула ему через плечо. Там, на пороге, подпирая плечом дверной косяк, стоял тот человек, что приходил к ней сегодня. Брат-изгой.
Он поднял на нее хмурые глаза из-под густых черных бровей. Не улыбнулся, не произнес ни слова ободрения – просто стоял, скрестив руки на груди и угрюмо наблюдая за трогательной семейной сценой. О чем он думает? Почему так сурово сжимает губы, так презрительно щурит глаза?
Вдруг Марла мысленно выругала себя дурой. Как же сразу не догадалась! И странные взгляды, и недомолвки, и очевидная напряженность родных – все это может иметь очень простое объяснение!
– Есть здесь где-нибудь зеркало? – спросила она. Молчание было ей ответом.
– Может быть, у вас? – Она взглянула на Юджинию. – Или у тебя? – перевела взгляд на Сисси.
– Ручное зеркальце? – Юджиния покачала головой, не колыхнув ни единым волоском в безупречной прическе. – Нет. Разве что в пудренице.
– Можно мне посмотреть?
– Думаю, не стоит этого делать... – занервничала Юджиния, и Марла сообразила, что выглядит, пожалуй, куда хуже, чем предполагает.
– Что, я такая страшная?
– Что ты, дорогая, конечно, нет, но...
– Дай ей зеркало, – послышался голос Ника.
Марла бросила на него осторожный взгляд. |