– Мне приснился кошмар. Решила проверить, как ты.

– И напугала до смерти!

– Прости. Мне следовало постучать.

– Это уж точно. Знаешь, мам, ты что-то совсем расклеилась.

– Надеюсь, что нет.

Сисси привычно закатила глаза, но гнев ее уже сменился беспокойством.

– С тобой все в порядке?

– Конечно, – солгала Марла. – Просто немного нервничаю.

– Выпей валиума. Мама Бриттани всегда пьет валиум, когда дети ее достают.

– Спасибо за совет, – пробормотала Марла, чувствуя себя полной идиоткой. – Спокойной ночи, милая. До завтра.

– Ага, – протянула Сисси, не спуская с матери напряженного, недоверчивого взгляда.

Марла вышла, прикрыв за собой дверь, и поспешила в детскую.

Над кроваткой мягко мерцал ночник. Джеймс сладко спал, не ведая о царящем в мире зле.

– Солнышко мое! – На глаза у Марлы навернулись слезы.

Все хорошо. Дети в безопасности. Ни ей, ни им ничто не угрожает. Никакой враг не проберется в их замок на вершине холма.

«А Сисси права. Я совсем расклеилась, – с отчаянием подумала она. – Пора взять себя в руки. Ну, Марла!» Она шмыгнула носом, борясь со слезами. В доме нет посторонних. Все хорошо... ну, по крайней мере, не так уж плохо. И с ней самой все в порядке, если не считать урчания в желудке и легкой тошноты. Пора избавляться от паранойи, пока она не оказалась в психушке.

– Ну нет! – прошептала Марла, похолодев от этой мысли.

Даже этот дом напоминал ей тюрьму – что же говорить о больнице? Нет, никогда! Она обхватила себя руками и еще раз твердо сказала себе, что все в порядке. Просто нервы у нее сегодня чересчур натянуты.

Она снова взглянула на малыша и вдруг ее пронзило отчетливое воспоминание. Залитый светом родильный зал, доктор и сестры в масках, хлопочущие вокруг нее, невыносимая боль, чувство, словно из тебя что-то вытягивают, и вдруг – невообразимо сладостное облегчение. Младенческий писк. «Поздравляем, у вас мальчик!» Да, да, Джеймс – мой сын! Она помнила все – и венчик слипшихся рыжих волосенок, и сморщенное в плаче личико. Помнила, как взяла его на руки и прижала к груди.

«Я всегда буду тебя любить, – подумала она тогда. – Никто не отберет тебя у меня. Никогда. Клянусь».

Яркие картины обжигали мозг; но за облегчением и радостью Марла чувствовала что-то иное – темное, мощное. Страх? Глубоко в душе затаился страх, что кто-то отнимет ребенка, вырвет у нее из рук это драгоценное нежное тельце. Но это же безумие! Или нет?

Марла взяла малыша на руки и прижала к себе, словно боялась, что сейчас, сию минуту какой-то безликий враг ворвется в детскую и отнимет у нее сына. Слезы потекли по щекам.

– Солнышко мое! – прошептала она и поцеловала его в сладко пахнущую макушку.

Малыш пошевелился, что-то сонно проворковал и уснул еще крепче, уткнувшись в материнское плечо. Слезы потекли сильнее. Как же она любит это крошечное дитя!

– Все будет хорошо, – шептала Марла, покачивая младенца. – Все будет хорошо. Мама здесь. Я никому не дам тебя обидеть.

«И как ты собираешься его защищать? – спросила она себя и сама же ответила: – Не знаю. Но сделаю все, что в моих силах».

Марла шмыгнула носом и утерла слезы ладонью. Она не знает, кто друг, кто враг, не знает, кому можно довериться. Значит, бороться со страхом ей придется самой. Еще несколько минут она стояла в полутьме, прижимая к себе спящего малыша так, словно от этого зависела ее жизнь.