А Исабель говорила только об одном — сможет ли она заслужить цветочную корону победительницы.
— Я ненавижу спаржу, — сказала Исабель, едва подняв глаза от домашнего задания.
— Во время сбора винограда ты ненавидишь виноград, когда мы собираем картошку, ты терпеть не можешь картошку, а в сезон спаржи ты ненавидишь спаржу. Думаю, когда будет урожай персиков, ты возненавидишь персики.
Исабель рассмеялась:
— Нет, персики я люблю.
Гортензия помешивала бобы в кастрюле. Эсперанса сняла грязный фартук, в котором работала под навесом, и надела другой. Она начала отмерять муку, чтобы испечь тортильяс. Через несколько минут она раскатала свежее тесто и обваляла его в муке, после чего ее руки выглядели так, как будто на них были белые перчатки.
— Моя учительница выберет Королеву Мая на этой неделе, — сказала Исабель. Она была очень возбуждена.
— Да, ты уже говорила, — сказала Эсперанса. — А есть ли еще какие-нибудь новости?
— Строят новый лагерь для приехавших из Оклахомы, — сказала Исабель.
Эсперанса посмотрела на Гортензию:
— Это правда?
Гортензия кивнула:
— Об этом объявили на собрании лагеря. Владелец фермы купил несколько армейских бараков, и их поселят туда, поближе к нам.
— У них будут туалеты в домах и горячая вода! А еще — бассейн! — воскликнула Исабель. — Наша учительница все нам рассказала. И мы все сможем в нем плавать!
— Раз в неделю, — сказала Гортензия, глядя на Эсперансу. — Мексиканцы смогут плавать в этом бассейне только по пятницам днем, а утром в субботу бассейн будут чистить.
Эсперанса слишком сильно надавила на скалку.
— Они думают, что мы грязнее других?
Гортензия не ответила. Она отвернулась к плите, чтобы заняться лепешками, но перед этим многозначительно посмотрела на Эсперансу и поднесла палец к губам — мол, не стоит обсуждать это в присутствии Исабель.
Вошел Мигель, поцеловал мать, взял тарелку с горячей лепешкой и повернулся к кастрюле с бобами. Его одежда была покрыта грязью.
— Как ты умудрился так испачкаться? — спросила Гортензия.
Мигель сел за стол.
— У нас объявилось несколько человек из Оклахомы. Они согласились работать за полцены, и хозяева наняли всех. — Он посмотрел в тарелку и покачал головой. — А ведь кое-кто из них никогда не работал с такими механизмами. Начальник объявил, что я ему больше не нужен. Они собираются обучить новичков. Сказал, что я могу рыть канавы или класть рельсы, если хочу.
Эсперанса уставилась на него. Ее белые от муки руки повисли в воздухе.
— И что ты сделал?
— А ты не видишь по моей одежде? Рыл канавы. — Его голос прозвучал резко, но он продолжил есть, как будто ничего не произошло.
— Мигель, как ты мог на это согласиться? — спросила Эсперанса.
Мигель повысил на нее голос:
— А что мне еще, по-твоему, оставалось?! Я мог уйти. Но тогда мне не заплатили бы за сегодняшний день! У людей из Оклахомы тоже есть семьи. Мы все должны работать, если не хотим умереть с голоду!
Эсперанса неожиданно потеряла самообладание. Ее гнев вырвался, как вырывается под давлением вода из труб для орошения полей.
— Почему твой начальник не послал рыть канавы других? — Она посмотрела на тесто, которое держала в руке, и швырнула его в стену. На секунду оно прилипло, а потом медленно сползло вниз, оставляя темный след.
Исабель серьезно посмотрела сначала на Мигеля, потом на Эсперансу и Гортензию:
— Мы умрем с голоду?
— Нет! — ответили они хором. |