— Винс, я даже не знаю, что и сказать.

— Зато я знаю. Я не намерен оставлять сорочку в руках Гэри Барра. Будем надеяться, что он держит ее где-то в сторожке или у себя в машине. Да, вот еще что: я скажу ему, что, возможно, ему придется привезти из Нью-Йорка в поместье одного из наших управляющих для встречи с вами, чтобы он ехал на одной из машин Питера.

— Я, конечно, не знаю, что сказать, но во всем вам помогу, — произнесла Кей. — Кстати, Винс, я тоже должна кое-что вам рассказать. Я встречаюсь с Николасом Греко, частным сыщиком. Он будет здесь завтра утром в одиннадцать.

И тут Винсент Слейтер произнес такое, чего сам от себя никогда не ожидал.

— Какая же вы дура, Кей! — объявил он жене своего хозяина. — А я-то думал, вы любите своего мужа!

66

Посол в отставке Чарльз Олторп сидел в кабинете покойной жены с чашкой кофе в руке; рядом на подносе стыл нетронутый завтрак. Смерть Глэдис уже успела физически отразиться на облике дома. Исчезли больничная кровать, кислородная палатка, стойки для капельниц и бесчисленные медицинские принадлежности. Бренда, их помощница по хозяйству, заливаясь слезами, ночью проветрила и пропылесосила комнату Глэдис.

Когда она подавала ему завтрак, вид у нее был неприветливый, и он от души понадеялся, что она в самое ближайшее время начнет подыскивать себе другую работу.

Утром звонили сыновья; оба были опечалены, что их мать умерла, но радовались, что она больше не страдает.

— Если на небесах есть музеи, мама со Сьюзен сейчас, наверное, обсуждают достоинства какой-нибудь картины, — сказал младший, Блейк.

Олторп знал, что сыновья не питают к нему теплых чувств. Окончив колледж, оба уехали работать в другой конец страны и навещали родителей не чаще двух раз в год. В прошлый раз они приезжали всего несколько месяцев назад. Тогда причиной были похороны их сестры; на этот раз хоронить предстояло мать.

Тело Глэдис лежало в морге. Устраивать прощание они не планировали, а похороны отложили до пятницы, чтобы успел приехать старший сын: его дочери только что сделали экстренную операцию по поводу аппендицита, и родители не хотели оставлять ее одну.

С самого утра начали звонить соседи с соболезнованиями; он поручил отвечать на звонки Бренде. Однако без четверти девять она появилась в кабинете и нерешительно сообщила, что звонит мистер Греко и настойчиво просит его подойти к телефону.

Сначала Олторп хотел отказаться с ним разговаривать, потом подумал, что Глэдис могла до сих пор остаться ему должна. Такое было возможно. По словам сиделки, детектив совсем недавно заходил к ней. Он взял трубку.

— Чарльз Олторп.

Он знал, что его голос звучит угрожающе, и гордился этим.

— Господин посол, — начал Николас Греко, — прежде всего позвольте выразить вам мои самые искренние соболезнования в связи с утратой жены. Миссис Олторп была великодушной и отважной женщиной и привела в действие механизм, который, надеюсь, в самое ближайшее время заставит убийцу предстать перед правосудием.

— Что вы мелете? Кэррингтон уже в тюрьме.

— Именно об этом я и говорю, господин посол. Питер Кэррингтон находится в тюрьме. Но разве его место там? Или, выражаясь иными словами, разве в той же камере не должен сидеть еще один человек? Я понимаю, что вам сейчас не до посетителей, но не позволите ли вы мне заехать к вам сегодня на несколько минут? В одиннадцать часов у меня назначена встреча с миссис Кей Кэррингтон. Можно, я приеду к вам в половине первого?

— Приезжайте к полудню. В вашем распоряжении будет пятнадцать минут.

Олторп решительно повесил трубку, отставил в сторону недопитый кофе, поднялся и подошел к столу, на котором стояли фотографии его жены и дочери.