Я до сих пор помню, как мы с ним возвращались домой от Мэгги и вместе принимались за стряпню. Отец неизменно пускался в воспоминания о маме.

— Ты же знаешь, Кэтрин, из Мэгги повариха аховая, — говорил он, — так что твоей матери поневоле пришлось обложиться кулинарными книгами и научиться готовить. Мы с ней вдвоем опробовали новые рецепты, а теперь вот с тобой.

И он принимался рассказывать мне о матери.

— Помни, мама все на свете отдала бы, чтобы увидеть, как ты растешь. Она поставила твою колыбельку рядом с нашей кроватью еще за месяц до того, как ты появилась на свет. Ты столького лишилась из-за того, что ее нет рядом с тобой, что не успела узнать ее.

До сих пор не могу ему простить, что он не вспомнил об этом, когда решил свести счеты с жизнью.

Все эти мысли крутились у меня в голове, пока я ехала от библиотеки до дома Мэгги, чтобы сообщить ей новости. На крохотной лужайке у нее перед домом растет чудесный клен. Он придает участку совершенно особый дух. У меня защемило сердце, когда я увидела, что с него облетают последние листья. Лишенный их сени, дом вдруг показался мне каким-то беззащитным и обветшалым. Бабушка живет в скромном одноэтажном домике с недостроенной мансардой, где она складирует разнообразный скарб, накопившийся за восемьдесят три года. Коробки с фотографиями, разложить которые по альбомам у нее так и не дошли руки. Кипы старых писем и рождественских открыток, которым едва ли суждено быть пересмотренными. Мебель, которую она заменила содержимым дома моих родителей, но не смогла заставить себя выкинуть, одежду, которую перестала носить лет двадцать или тридцать тому назад.

То, что творится у нее на первом этаже, тоже немногим лучше. Нет, за чистотой Мэгги следит строго, но у нее просто дар создавать кавардак одним своим появлением в комнате. Ее кофта валяется на одном стуле, газеты, которые она никак не соберется прочитать, — на другом. У кресла громоздится неизменная стопка книг, шторы, которые она поднимает по утрам, всегда висят криво, шлепанцы, которые она постоянно теряет, прячутся между креслом и скамеечкой для ног. Словом, настоящий дом.

Образцовой хозяйкой Мэгги назвать сложно, но есть немало дел, которые удаются ей превосходно. Чтобы растить меня, она бросила учительскую работу и до сих пор каждую неделю занимается с тремя ребятишками. Я на собственном опыте убедилась, что она умеет превратить учение в увлекательную игру.

Однако когда я вошла в дом и поделилась с ней своими новостями, она не разделила моей радости. Едва стоило мне упомянуть фамилию Кэррингтон, как лицо ее приняло неодобрительное выражение.

— Кей, ты не говорила мне, что собираешься просить у них разрешения провести благотворительную вечеринку.

За последние несколько лет Мэгги стала ниже ростом на пару дюймов. Она шутит, что исчезает на глазах, но когда я взглянула на нее, она внезапно показалась мне довольно грозной.

— Мэгги, это отличная идея, — возразила я. — Я была на паре подобных мероприятий в частных домах. Народ на них ломился. В особняк Кэррингтонов люди валом повалят. Мы собираемся запросить по триста долларов за билет. Нигде в другом месте такое не пройдет.

И тут я поняла, что Мэгги встревожена, неподдельно встревожена.

— Мэгги, когда мы с Питером Кэррингтоном встречались, чтобы обсудить эту вечеринку, он был со мной сама любезность.