Но помойка! Помойка посреди Терскола, будь она проклята!… И загаженный ржавой арматурой, баками, окурками и проволокой снег вокруг "Мира"! И наглые морды "местных", шашлычников и контролеров на "Кругозоре"… И вечно холодные батареи в номере… "Я другой такой страны не знаю…" А ведь где-то есть другая жизнь! Там современные подъемники без очередей, там уютные полутемные бары, там ступеньки на станциях канатки выложены толстой пористой резиной, там улыбаются спасатели и обслуга, там нужно только кататься и не думать ни о чем другом…
– Что за фамилия такая – Берг?.. – проворчал кто-то с глущенковского конца стола. – Иностранная какая-то фамилия… У тебя есть родственники за границей?
– Сменю! – хрипло сказал Саша и выдохнул. – Сменю фамилию!
Боже, как Саша собирался! Никогда и никуда он так не собирался! Ни прежде, ни после. Он же всегда как уезжал в горы? – "только свистни". Выдавалась свободная неделька – и уезжал. Упихивал в рюкзак пару свитеров, носки, зубную щетку и комбез, очки и перчатки совал в ботинки, ботинки укладывал сверху, брал лыжи и ехал на вокзал. И билет до Минвод брал уже на вокзале. Прежде отъезд не был событием. А теперь он собирался трепетно, истово. Он собирался в свою мечту.
Саше Бергу предстояла первая в его жизни заграничная поездка. Его ждал иностранный горнолыжный курорт, неизведанные радости, двенадцать дней счастья.
Он сшил чехол для "Атомиков", хороший, крепкий чехол с наплечным ремнем. Он тщательно проштопал перчатки, посадил две аккуратные кожаные заплаты. Крепеж он поставил новый, не стал переставлять с "Фишеров". Ну, не совсем новый, конечно, но живой крепеж, "Саломон". "Атомики" были новенькие, острые, как ножи. Но Саша уложил в сумку тиски и напильник – мало ли что. Говорят, что в Рильских горах бывает плохо со снегом. Если придется поправить убитый о камень кант, то напильник и тиски (канторезом Саша не пользовался принципиально, считал, что хорошо наточить можно только напильником) он, получается, повез с собой не зря.
К инструментам он положил специальный утюжок и тефлоновые палочки – если придется полечить "скользячку". Мазь тоже взял, обычную и для плюсовой температуры. Для катания у него были австрийский эластик и венгерская куртка с капюшоном. А для "вечера" он приготовил джинсы "Уайлд Кэт", классные джинсы, почти не ношенные (свои повседневные "Джордаш" он решил надеть в дорогу), тонкий исландский пуловер с еле заметной искусной маминой штопкой на плече и самую главную свою фирменную одежку, самую дорогую, жемчужину своего гардероба – джинсовку "Силвер доллар". Из футболок он отобрал "Адидас" с тремя полосками на коротких рукавах и трилистником на груди. "Адидас", честно говоря, была старовата и застирана. Но Саша не мог ехать за границу в футболке с надписью "Glavsportprom" или "Олимпиада-80".
Он много раз слышал от друзей и знакомых, что советские туристы за рубежом бросаются в глаза нелепой одеждой и провинциальными повадками. Саша оденется так, чтобы не было стыдно. Он хотел чувствовать себя непринужденно. Конечно, речи быть не могло о том, чтобы удивить кого-то в Болгарии фирменной одеждой. Да и не мог Саша состязаться с западными туристами – не было у него ни пуховки "Коламбиа", ни свитера "Труссарди", ни шапочки-петушка "Скотт". А пытаться ответить западной моде москвошвеевским батником или болоньевой курточкой из "Польской моды"… Это смешно и жалко. В конце концов, Саша не Эллочка Щукина.
Саша решил, что будет одет в студенческом стиле. Все будет просто: джинсы, футболка, в отеле – кроссовки ("Ромика", не новые, двухлетние, но и не потрепанные, просто ношеные), на улице – дутые сапоги, на Западе такие называются "сноубут". |