Я был немного старше, кончил институт на три года раньше. Во время учебы мы вместе занимались греблей. Выступали в одной восьмерке на соревнованиях Политехника — Университет. До сих пор у меня хранится грамота за победу на этих соревнованиях.
— Вы дружили?
— Не совсем так. — Ковальский держался спокойно, никаких следов волнения. — Просто мы были добрыми приятелями. После окончания института мне удалось устроиться в строительный кооператив. Там я довольно быстро продвинулся. Когда Зигмунт окончил институт, я уговорил его пойти к нам, постарался дать ему интересную работу, посоветовал заняться улучшением качества смазки.
— Виксил — это результат работы Стояновского?
— Ну что вы. Эта смазка давно известна, добрых пятьдесят лет применяется при бетонировании. В Польше, правда, ее начали более широко использовать только после войны. Стояновский улучшил качество смазки, предложив добавлять в виксил порошкообразный кварц, вернее, не сам кварц, а определенную смесь.
— А, знаю, зеосил. Такой белый порошок.
— Да, зеосил, — подтвердил Ковальский, не скрывая своего удивления, откуда милиция так хорошо разбирается в тонкостях строительного дела.
— Позже ваши добрые отношения испортились. И вы явно враждебно были настроены по отношению к нему. Эго правда?
— Правда, — неохотно подтвердил Ковальский.
— Расскажите поподробнее, какова причина этого.
— Стояновский поступил бесчестно по отношению ко мне.
— В чем это выразилось?
— Я его пригласил работать у нас, при каждой возможности продвигал. Когда же стал вице-председателем, постарался, чтобы Зигмунта назначили главным технологом. Он же оказался неблагодарным человеком, стал копать под меня. Хотел занять мое место. Начал интриговать. Настраивал против меня не только служащих, но и рабочих. Все это было очень унизительно, и в один прекрасный день я плюнул на все и ушел. Устроился в проектное бюро на Тамке. Получаю теперь больше, и коллектив хороший. С тех пор я не поддерживал никаких отношений с паном Стояновским.
— А с пани Стояновской?
Ковальский залился краской, что было очень заметно, несмотря на сильный загар.
— Ирену Стояновскую я не видел после ее замужества.
— Так ли?
Ковальский покраснел еще больше.
— Да, припоминаю, как-то раз я случайно встретил ее на Краковском Предместье, предложил зайти в кафе, выпить по чашечке кофе. Кафе, кажется, называлось «Телимена». На углу Краковского Предместья и Козьей улицы.
— Весьма приятно, пан Ковальский, что вы начинаете кое-что припоминать, — не без ехидства заметил Чесельский. — Прошу вас говорить только правду, ничего не утаивая. Надеюсь, вы понимаете, что мы довольно много знаем. Напоминаю вам, дело идет об убийстве человека.
— Я его не убивал.
— Вам такое обвинение не предъявляется. Я прошу вас говорить только правду.
Ковальский молчал довольно долго, наконец заговорил:
— Вы знаете, что нас с Иреной связывали определенные отношения? Я был к ней очень привязан.
— Вы собирались жениться на ней?
Ковальский был сильно смущен этим вопросом.
— О… нет. Я женат, у меня двое детей.
— Понимаю, — усмехнулся поручик. — А как же Стояновский?
— На предприятии все знали о наших отношениях. Ирена даже не скрывала этого. Ей весьма льстило, что ею, простой работницей, заинтересовался один из руководителей кооператива. Скорее всего, она рассчитывала благодаря этому продвинуться по работе. И это было вполне возможно. |