В общем, я справилась с задачей: вещи пошли весело крутиться по самой интенсивной программе при девяносто пяти градусах батюшки нашего Цельсия. С чувством выполненного долга стряхнув с усталых рук остатки порошка, я торжественно отбыла пить чай на своем окне, а машина в течение двух с лишним часов производила массовую экзекуцию натуральных и синтетических тканей. Результат ошеломил не только меня!

– Wow! – только и сказал очередной жилец-иностранец, присутствующий при выемке белья. Он в тот момент употреблял на кухне яичницу и наслаждался «вкусом настоящей России в самом сердце столицы». Я же молчала, остолбенев. У меня лично пороху не хватило даже на «Вау!». Только разве что на сдавленный писк. Все белье приобрело ровненький розовато-серый оттенок, с вкраплениями красных линий на местах сгибов. В моем паникующем мозгу замигал красный сигнал опасности, я задергалась и забилась в истерике.

– Что ж это! – восклицала я, перебирая утраченные материальные ценности, большая часть из которых в тот же вечер перекочевала на помойку. К Варечкиной чести надо сказать, что она, узрев этот акт вандализма, лишь сжала зубы и сказала:

– Предупреждать надо, что ты совсем Белоснежка!

– Я... я... никогда в жизни... – мямлила я.

– Мое белье! – с болью в голосе воскликнула она, но, переведя взгляд на меня, вздохнула и сказала сакраментальное: – Не трусами едиными жив человек. Хоть даже и шелковыми.

– Прости! – бормотала я, боясь, что сейчас меня выставят обратно, на мороз... ну, в смысле, на улицу. Даже на летних просторах города жить одинокой пугливой девушке не представлялось возможным. Сейчас я невольно улыбнулась, вспоминая, насколько бесполезной и нелепой я была тогда. Зная поименно все рестораны в центре города, я не умела элементарного – почистить картошку или вымыть посуду. Я умудрялась захлопывать двери, стоя без ключей, терять газеты и счета, проливать на себя кипяток из чайника... В общем, кто-то еще сомневается, что решение подобрать меня было для Варечки исключительно актом доброй воли, а не способом заработать? Я – нет.

На работе было тихо. Я опоздала минут на десять, но этого, кажется, никто не заметил, кроме моей соседки, сегодня – девушки по имени Лиля, которая была известна тем, что умела одновременно говорить по телефону с клиентом и переписываться на своем личном аппарате с молодым человеком. Лили вчера в офисе не было, и, похоже, она не знала о той драме (если можно так сказать), которая тут разразилась. Она равнодушно улыбнулась мне и отвернулась к своему телефону. На столе у нее стояла фотография молодого человека. За год это была уже третья фотография с молодыми людьми, причем люди были разными, а ракурс один и тот же. Залитый солнцем пляж, Лиля в еле заметном купальнике (либо на лыжах) стоит в объятиях мужчины и широко улыбается. У меня вообще возникло ощущение, что она меняет молодых людей сразу после того, как съездит с ними в отпуск.

– Приветик, – кивнула я в ответ и покосилась на остальных. У нас тут работали самые разные люди: очень молодые девочки, учащиеся вечерних отделений вузов; престарелые мамаши, имеющие на фотографиях внуков и собак; молодые парни, которых вообще неизвестно что держало в подобном месте, разве что только лень; пенсионеры, старательно держащиеся за этот приработок.