Микаэла полной грудью вдохнула холодный воздух. Бросив поводья, она позволила Даймонде самой выбирать путь. Микаэла пыталась справиться с раздражением и успокоить нервы, ей было безразлично, куда завезет ее кобыла.

«Разве сказки не стали для тебя былью, Принцесса? – крутились в голове слова Харрисона. – Пора повзрослеть. Подумай не только о себе, но и о других… Ты избалованна… Ты боишься падать, дорогая… Я не позволю тебе причинить им страдания».

Микаэла крепко сжала луку седла. Харрисон, как всегда, был прав, хотя слишком глубоко вторгался в ее личные дела и втискивал свою логику в ее чувства. Да, он был прав, она оплакивала свою разбитую жизнь, черт его побери, и то, что неудача оставит на ней свою метку.

«Харрисон прав. Чем дольше я буду откладывать это, тем будет хуже. Придется встретиться со всеми, раньше или позже, и придется сделать это самой». Джейкоб и Рурк будут слишком озабочены тем, чтобы защитить ее, а на долю матери и так выпало достаточно страданий.

Микаэла повернула Даймонду по направлению к Шайло. Шайло и его горожане были лучшей частью ее прошлого. Они ободряли ее в юности, отправляя в большой мир. Ах, это было так давно! Как говорят на Западе, теперь она спокойно могла «выложить карты на стол», давая всем знать, что вернулась. В конце концов, она ведь Лэнгтри, а ее семья никогда не пряталась от жизни.

Сорок пять минут спустя Микаэла ехала по Мэйн-стрит. С непринужденной грацией наездника Дикого Запада она держала поводья свободно, позволив лошади самой выбирать путь, рассекая туман, окутывающий улицу. Сто пятьдесят лет назад гуртовщики и охотники так же прокладывали себе дорогу через клубящийся туман. Уличные огни сверкали на мокром гладком булыжнике мостовой, из бара «У Донована» доносилась музыка. На другой стороне улицы неоновые огни бакалейного магазинчика Ломакса были притушены. Аптека Шайло все еще несла на себе следы провинциального городка 80-х годов девятнадцатого века – двухэтажное здание, на втором этаже которого располагалась квартира владельца заведения, выходящая окнами на улицу. Салон красоты Фейт, парикмахерская Генри и место постоянных сборищ тинейджеров – бар «У Морелли». Блестящие от влаги окна были пусты, как сердце Микаэлы. Деревья еще стояли голыми, но летом они обычно отбрасывают тень на тротуар, уставленный декоративными кадками с растениями из цветочного клуба и скамейками для отдыха. Вдали видна церковь с высоким, уходящим в ночное небо шпилем. Отец мечтал увидеть в ней венчание своей дочери.

Улица, по которой неспешно ехала Микаэла, вела на сельскую дорогу, где в нескольких милях от Шайло Харрисон Кейн-младший построил новый, просторный, ультрасовременный дом из дерева и камня, уютно расположившийся среди горных сосен. А роскошный фамильный особняк, когда-то принадлежавший его родителям и стоявший на самой вершине Ноб-Хилла, развернувшись фасадом к Шайло, Харрисон подарил местному Историческому обществу.

Микаэла закрыла глаза, и ее пронзила холодная дрожь. Она вспомнила роскошно обставленный дом, возвышающийся над городом, дорогой хрусталь, дворец, холодный, лишенный каких-либо эмоций. Микаэле не хотелось думать о недавней встрече с Харрисоном, но взгляд его стальных темно-серых глаз и то, как Харрисон держал ее за подбородок, не выходили у нее из головы.

От Кейна-младшего исходила горячая волна поразительного непреклонного чувства, которое ошеломило Микаэлу. Она ощущала тяжелую, обволакивающую силу его тела, чувствовала, как крепко и страстно он может прижимать к себе женщину, если только потеряет контроль над собой. Как только этот ледяной панцирь будет сорван, на поверхности окажется первобытная необузданность Харрисона. Что он собой представляет на самом деле? Почему создается впечатление, что он слишком многое видит, слишком многое понимает? Почему он так открыто выражает свою привязанность к Фейт, в то же время сохраняя дистанцию между собой и другими, в том числе и между мужчинами семьи Лэнгтри?

Микаэле не понравилось то, как ее тело отзывалось на жар тела Харрисона, как обострялись ее чувства, когда он был совсем близко.