Изменить размер шрифта - +
Микаэла была потрясена его видом – Харрисон всегда владел ситуацией и никогда не был драчуном. Что могло заставить его подраться?

Выражение лиц родителей и Харрисона до озноба поразило Микаэлу. Харрисон, всегда такой закрытый и уравновешенный, смотрел на Фейт, словно был потрясен до глубины души. Взгляд Фейт был пронизан нежностью и заботой, но вот взгляд Джейкоба был полон настоящей ярости. Микаэла никогда не видела отца в таком бешенстве, он крепко сжимал кулаки и просто кипел от негодования.

В одно мгновение юная Микаэла оценила драматичность ситуации и инстинктивно поняла, что должна спасти Харрисона и вернуть его из окутавшего мрака. Несмотря на всю его логичность, которая всегда так ее раздражала, Микаэла поняла, что сейчас Харрисон нуждается в ее силе – давящий на него груз оказался слишком тяжелым, и на какое-то мгновение Харрисона нужно было отвлечь, дать ему возможность прийти в себя.

Микаэла понимала, что любой, пусть даже деликатный, вопрос может разрушить хрупкость момента, что Харрисон, не привыкший к нежности, при ее проявлении тотчас замкнется. Микаэла инстинктивно поняла, что он слишком близко подошел к тьме, к смертельному обрыву, и решилась отвести его от края этой пропасти и вернуть в реальность. Не требуя ни объяснений, ни разрешения, Микаэла просто начала действовать, заставив Харрисона, не теряя ни минуты, на лошадях вылететь в ясную ночь Вайоминга. На каждом повороте скачки она бросала ему вызов, увлекала красотой залитых лунным светом гор, медленно отводя его от той опасной грани.

Она так никогда и не узнала, что же произошло той ночью. Харрисон отказался от помощи доктора, и нос так и остался слегка искривленным. И несмотря на то что годами они сражались друг с другом, Микаэла уважала право Харрисона на тайну о преследовавшем его мраке. Джейкоб хранил молчание, и Микаэла знала, что настаивать бесполезно.

Харрисона отправили обратно в военное училище, но каникулы он продолжал проводить на ранчо Лэнгтри. Микаэла отчаянно хотела расспросить его о событиях той ночи, но понимала, что тени прошлого лучше не тревожить.

Харрисону исполнилось восемнадцать лет, когда его отец, растративший средства Первого национального банка Кейна, совершил самоубийство. Именно Харрисон нашел окровавленное тело. Во второй раз он пришел на ранчо Лэнгтри абсолютно сломленным и разбитым.

Несмотря на то что его отец не был ни добрым, ни любящим, Микаэла понимала, что все-таки это потеря родителя, но чувства, которые испытывал Харрисон – отвращение к самому себе, гнев и стыд, – она не могла понять. И вновь инстинкт подсказал ей, что нужно поддразнивать Харрисона, подсмеиваться над ним и всячески стараться отвлечь его от мрачных мыслей.

И сейчас, поглаживая рукой холодное стекло окна, Микаэла видела себя сердитой семнадцатилетней девушкой, сражающейся за то, чтобы вернуть Харрисона. Она кричала на него: «Никто из моих друзей не сможет сказать, что я не справилась с парнем, которому в голову могла прийти идея шагнуть со скалы и покончить со всем этим. Ты не причинишь боли моим родителям, Харрисон. Или кому-либо еще. Ты сейчас соберешься, поднимешься, снова оседлаешь жизнь и поскачешь». Микаэла говорила все это требовательно, возбужденно, настойчиво, с одной только целью – втащить Харрисона обратно в жизнь.

– Как глупо!

– Я не глупец, – возразил Харрисон, и злость сменила болезненную мрачность.

– Спорим, ты даже лошадь не сможешь оседлать правильно? Держу пари, мне придется тебе помогать. – Микаэла поддразнила Харрисона, и он заглотил наживку. – Спорим, ты не догонишь меня, – добавила Микаэла, и, озаряемые лунным светом, они с бешеной скоростью помчались через поля, борясь с мрачным настроением Харрисона.

Стоил ли он всех этих усилий? Наверное. Наверное, она была единственным человеком, который той ночью мог заставить его вернуться.

Быстрый переход