Он улыбнулся и я заметила его великолепные-превеликолепные зубы.

– Я знаю.

– Ну, когда увидишь, передай ему, что я не… – тут я хихикнула снова; от этого мне стало неловко; наверное, это объясняется тем, что я не до конца проснулась. – Передай, что Аня Баланчина ни о чем не жалеет!

Вин рассмеялся, уголки его глаз немного смягчились. Он оторвал мою руку от груди и прижал к себе, пока лицо мое не оказалось напротив шерстяного пальто, которое я знала достаточно хорошо.

– Я так долго по тебе скучал, Анни. Ты едва казалась мне реальной. Волновался, что повернусь, а ты исчезнешь.

– Ну, пока я никуда не собираюсь, – объявила я ему. – Домашний арест.

– Славно. Я как будто знал, где ты. Мне уже нравится новый окружной прокурор.

Было много вещей, о которых нужно волноваться и грустить, но в этот момент я не волновалась и не грустила. С Вином я ощутила себя смелее, крепче и лучше. Это стало легче – снова любить его. Внезапно я его оттолкнула.

– Что с тобой? – спросил он.

– Вин… Сестра Имоджен сказала на похоронах правду. Людям вокруг меня больно. Я это знаю. – Я коснулась его бедра кончиками пальцев. – Мы не должны это начинать сначала. Если ты встретил девушку, которая тебе нравилась в школе, еще не значит, что ты должен остаться с ней навсегда. Я хочу сказать, так никто не делает. Никто в хорошем смысле. Я… – я как раз собиралась сказать что-то о том, что считала себя этим человеком, но добавила:

– Я люблю тебя, – сказала я; я была уверена. – Я люблю тебя, но не хочу…

Вин прервал меня.

– Стой. Я тоже тебя люблю. – Он умолк. – Ты недооцениваешь меня, Анни. Я не слепну от твоих недостатков. Ты хранишь слишком много секретов для одного человека. Временами лжешь. Тебе трудно говорить, что лежит у тебя на сердце. Характер у тебя ужасный. Ты держишь обиды. Не ставлю тебе в вину следующее, но у знакомых тебе людей есть тревожная склонность словить пулю. Ты никому не веришь, включая меня. Иногда думаешь, что я идиот. Не отрицаю, так это могу сказать. Наверное, год назад я и был идиотом, но с тех пор много воды утекло. Я другой, Аня. Ты говорила, я не знаю, что такое любовь. Но думаю, я узнал. Узнал за лето, считая, что потерял тебя. Узнал, когда нога заныла от чего-то ужасного. И узнал, когда ты уехала и я не знал, свидимся ли мы снова. Я не хочу жениться на тебе. Я просто счастлив быть с тобой рядом столько, сколько ты мне позволишь быть. Никого другого кроме тебя у меня не будет. Никогда. Я знаю. Анни, моя Анни, не плачь.

(Я плакала? Полагаю, да. Но я так устала. Вы не можете использовать этот факт против меня.)

– Я знаю, что любить тебя будет тяжело, Анни. Но я люблю тебя, и будь что будет.

Я заглянула в его глаза, а он заглянул в мои. Его глаза не похожи на те слепо обожающие, что были год назад. Они стали ясными. Мои были такие же, за исключением того, что за слезами все размылось.

– А что тебе еще во мне нравится? – спросила его я.

Он обдумал мой вопрос.

– Волосы, – сказал он наконец. – И быть твоим полу-приличным лабораторным партнером в прошлом году. Когда ты рядом, разумеется.

– Мне пришлось отрезать волосы. Они отросли только наполовину.

– Я знаю, Аня. Великая потеря.

– Волосы не так важны для отношений, – сказала я.

Я встала на носочки и поцеловала его в губы. Первый поцелуй был мягкий, но потом я снова поцеловала его. Второй поцелуй был упорным, мои зубы поцарапали губы и я почувствовала кровь. Я слизала кровь языком и рассмеялась.