Вблизи псина выглядела куда хуже. Кишки лезли из пасти и жопы, и несло от них ужасно. На псе был толстый ошейник с металлическими вставками, к нему они и прицепили один конец пятиметровой цепи, а второй — к заднему бамперу.
Боб, менеджер «Дэйри Квин», заметил их через окно, вышел и крикнул:
— Вы что, дебилы, творите?
— Везем песика к врачу, — ответил Леонард. — Кажется, засранцу нехорошо. Наверное, машина сбила.
— Так оборжаться, что сейчас уссусь, — сказал Боб.
— У стариков бывает такая проблема, — заметил Леонард.
Леонард сел за руль, а Пердун залез на пассажирское сиденье. Как раз во время убрали машину и пса с дороги проезжающего трактора. Боб кричал им вслед:
— Надеюсь, придурки, вы размажетесь на своем говенном «Шеви» об столб!
Пока они неслись вперед, позади, как хлопья с песочного торта, облетали ошметки пса. Тут зуб. Там шкура. Клубок кишок. Прибылой палец. И какая-то неопределимая розовая хрень. Ошейник и цепь время от времени выбивали искры, как огненные сверчки. Наконец они въехали на 75-ю, и пса на цепи болтало все шире и шире, словно он искал, где припарковаться передохнуть.
Пердун на ходу налил себе и Леонарду по коле с виски. Протянул Леонарду пластиковый стаканчик, но Леонард отказался, став теперь куда счастливее, чем секунду назад. Может, ночь окажется все-таки не таким дерьмом.
Они проехали мимо компании у обочины, коричневого универсала и развалюхи-«Форда» на домкрате. Только успели заметить, что посреди толпы ниггер, и окружали его недружелюбно настроенные белые парни. Он скакал, как свинья с петардой в заду, пытаясь отыскать, где проскочить между парней и сбежать. Но просвета не было, а противников было слишком много. Девять парней толкали его, словно он был пинбольным шариком, а они — зловещей аркадой.
— А это не один ли из наших ниггеров? — спросил Пердун. — И это не ребята ли из команды Уайт Три хотят ли его убить?
— Скотт, — произнес Леонард так, словно во рту у него было собачье дерьмо.
Это был Скотт, которого взяли вместо него на позицию квотербека. Чертов негритос придумывал планы на игру запутанней, чем банка с червяками, и они всегда срабатывали. И носился он, как красножопая макака.
Пока они отъезжали, Пердун сказал:
— Прочитаем о нем завтра в газетах.
Но, проехав немного, Леонард дал по тормозам и развернул «Импалу». Рекс по инерции метнулся и срезал, как серп, пару высоких высушенных подсолнухов на обочине.
— Вернемся и позырим? — спросил Пердун. — Вряд ли парни из Уайт Три будут против, если мы только позырим.
— Он, может, и ниггер, — сказал Леонард, сам не веря своим словам, — но он наш ниггер, и мы им его не дадим. Убьют его — уделают нас в футболе.
Пердун тут же увидел зерно в его словах.
— Вот реал. Не имеют права трогать нашего ниггера!
Леонард снова пересек дорогу и поехал прямо на парней из Уайт Три, ударив по сигналу. Парни тут же бросили свою добычу и разлетелсь во всех направлениях. Лягушки так бодро не прыгают.
Скот замер, ошарашенный и изможденный, колени подвернулись и касались друг друга, глаза круглые, как сковородки для пиццы. Раньше он не замечал, какие у машин здоровые решетки бампера. Как зубы в ночи, а фары — как глаза. Он почувствовал себя глупой рыбкой, которую сейчас проглотит акула.
Леонард затормозил резко, но для грязи у шоссе этого было мало, и они врезались в Скотта так, что он перелетел через капот и влетел в лобовуху, прилипнув лицом, а потом сполз, зацепившись и оторвав футболкой дворник.
Леонард распахнул дверь и позвал Скотта, лежащего на земле:
— Сейчас или никогда. |