— У меня нет выбора. Но можешь не сомневаться, что я потребую компенсацию за оскорбление.
Он тормозил медленно, как только мог. Дорога извивалась перед ним, как твердая черная лента, разделяющая огромные волосы деревьев. Язон понятия не имел, подрезали их когда-нибудь или нет. Может, когда белые люди впервые переплыли через Пенталимну (или Пять Озер, как их называли в его истории), чтобы основать город Эрнвик, где Дулут находился в Америке, а Ликополис в Эутопии. В то время Норландия простиралась далеко за пределы края озер, но потом начались войны с дакотами и мадьярами, уменьшившие ее территории. А развитие торговли — в последнее время это была торговля синтетикой — позволило жителям страны использовать ее глубоко расположенные районы как охотничьи угодья. Спустя триста лет старый лес восстановил свои права.
Перед его глазами как живой возник образ этого края, каким он выглядел в его истории. Рощи и сады, деревни, построенные с мыслью о красоте, гибкие коричневые тела, музыка при свете луны… Даже страшная Америка казалась ближе, чем этот лес.
Впрочем, это был только образ действительности, затерянной в многочисленных измерениях пространства-времени. Здесь он был один, а над его головой кружила смерть. И перестань жалеть себя, идиот! Экономь энергию, если хочешь выжить…
Машина резко остановилась у края дороги, Язон напряг мышцы, открыл дверцу и выскочил.
Из динамика радио за его спиной донеслись проклятья. Геликоптер сделал круг и как ястреб устремился вниз; пули посыпались градом.
Однако Язон был уже среди деревьев, их ветки закрыли его как крыша, сквозь которую тут и там пробивались лучи солнца. Стволы деревьев стояли в своей мужественной красе, и женщины могли бы позавидовать их аромату… Опавшие иглы, покрывающие землю, глушили удары его ног, откуда-то доносился голос дрозда. Язон бросился на землю в тени ближайшей ели и лежал тяжело дыша, а удары его сердца почти заглушали зловещий рев геликоптера.
Через минуту геликоптер исчез где-то вдали — Рунольф возвращался к своему хозяину. Оттар отправится в погоню на лошадях и возьмет с собой собак, ибо только так можно схватить беглеца. Но у Язона будет пара часов передышки.
А потом… Он призвал на помощь всю свою тренированность и стал думать. Если Сократ, чувствуя у сердца холод цикуты, мог говорить с афинскими юношами о мудрости, то Язон Филиппо в трудный час может, по крайней мере, оценить свои шансы. Кроме того, призрак смерти на какое-то время отступил.
Он бежал из Эрнвика не с пустыми руками. У него был пистолет местного производства и компас, полный карман золотых и серебряных монет, а на себе плащ, который мог служить одеянием, а также куртка, брюки и ботинки, что в целом составляло одежду, носимую в центральной Дестфалии. Кроме того, у него имелся самый важный инструмент — он сам: высокий, крепко сложенный мужчина — со светлыми волосами и небольшим носом, который получил от своих галлийских предков — он считал учителями людей, завоевавших лавры не на одной олимпиаде. Но еще большее значение имел его разум и вся нервная система. Основы логики и семантики, заложенные в него педагогами Эутопии, стали для его разума чем-то таким же естественным, как дыхание для тела. Память его была натренирована так, что ему не требовалась карта. Короче говоря, хоть он и совершил катастрофическую ошибку, но знал, что его разум и тело справятся с самыми экзотическими проявлениями человеческого духа.
А самое главное — у него была причина жить. Это было нечто большее, чем слепое желание сохранить себя самого, возникшее уже в первой частице ДНК, когда та решила дать жизнь другим частицам. У него было кого любить и к кому возвращаться, была своя страна — Эутопия, Хорошая Земля, которую народ создал две тысячи лет назад на новом континенте, оставив за собой ненависть и ужасы Европы, забрав труды Аристотеля и придя в конце концов к мысли, что «цель народа есть достижение всеобщей гармонии». |