— Вы облегчили мой вопрос, герцог, ибо еще раньше дали мне понять ваш ответ. Все-таки я должна была сказать вам эти откровенные слова и прошу вас таким же образом откровенно и без обиняков сообщить мне ваше решение.

— Это не может быть для меня затруднительно, графиня, — возразил герцог Альба, — конечно, это было мое намерение — только до сих пор мне было невозможно…

— Сделать выбор? Ах, я понимаю, мой дорогой дон! С вами случилось то, что бывает со многими кавалерами, когда они должны выбирать между двумя сестрами. Вы сами еще не решили, которой из двух контес вы желали бы предложить руку, и меня это, право, волнует. Но не нужно быть опрометчивым. Честное слово, они одинаково прекрасны, одинаково любезны. И почти одинаково молоды, и поэтому молодость контес позволяет вам уделить больше времени на размышления.

— Я просил бы вас, любезная графиня, дать мне срок, на протяжении которого я сделаю свой выбор. Он, право, труден.

— Назначьте время, герцог, мои дочери до тех пор не должны знать ничего о дружественной беседе, которую я сейчас имела с вами.

— Вы в высшей степени благосклонны ко мне. На следующем придворном балу, на котором я буду иметь честь изъявить вам и контесам свое почтение, вы узнаете мое решение, графиня.

— Которая будет счастливицей — Мария или Евгения? Я должна признаться вам, что так же заинтересована в этом, как если бы решалась моя судьба.

— Будьте так добры, устройте, чтобы контеса Мария явилась на бал с розовой шалью, а контеса Евгения с голубой, тогда в кадрили приколю к моему плечу бант того цвета, в какой будет одета моя донна.

— Чудесно, герцог!

У графини еще было время закончить важный разговор, пока обе прекрасные контесы вошли в комнату.

Войска дона Карлоса, брата умершего короля Фердинанда VII, который все еще не отказался от своей претензии на испанский трон, дошли уже до Мадрида. И Мария-Христина, которая в сообществе с активно действующим Эспартеро управляла за молодую королеву Изабеллу, за несколько дней уже бежала с ней и со всем двором в Аранхуэс, ибо бомбы карлистов, несмотря на все отчаянные нападения христиносов, долетали до высоко расположенного мадридского королевского замка.

Аранхуэс был в любое время любимым пристанищем испанских государей и государынь, даже летом они искали здесь отдохновения, а потому и на сей раз местопребывание это играло роль не только убежища, но и приюта для наслаждений.

Королева-мать не упустила случая взять с собой в Аранхуэс страстно любимого ею после смерти своего мужа и заметно предпочитаемого лейб-гвардейца Мунноца, красивого и прекрасно сложенного мужчину. Она сделала его, несмотря на то, что он был сыном мелочного торговца в Тарануне, герцогом Риансаресским и не пустила его в армию, к которой он, без сомнения, принадлежал, в такое опасное время под предлогом, что она должна была иметь в непосредственной близости смелого и отважного защитника.

Мария-Христина, мать молодой королевы Изабеллы, отлично умела придать своим наклонностям блеск правды, и оттого она была очень опасным и безнравственным примером для своей дочери и для придворных дам.

Аранхуэс был прекрасным оазисом на дикой плоской возвышенности Новой Кастилии. После дороги, почти лишенной растительности, после голой степи этот замок удовольствия возносился со своим искусно насаженным и орошаемым парком и представлял восхитительное зрелище.

Темная зелень роскошных каштанов перемешивалась позади старинной и мохом обросшей стены со светлыми лимонными и миндальными деревьями, а над ними распускали свои величественные, слегка качающиеся верхушки, как бы для защиты от жарких лучей солнца, гигантские пальмы.