В городе лишь изредка появится фиакр, и тяжелое, неизгладимое впечатление производит вид этих пустынных, мертвых улиц и площадей некогда шумного и богатого города.

Прибавьте к этому далекие и глухие раскаты пушечных выстрелов, повсеместную бедность и нужду, которых вы не заметите только в бесчисленной национальной гвардии. Они оставляют своих жен и детей голодать, проводя многие месяцы в пьяном разгуле.

Караульные дома солдат коммуны внутри Парижа представляют собой такие места, где хорошо едят, еще лучше пьют и наслаждаются безнравственными удовольствиями с женщинами, погрязшими в самой порочной жизни. Среди целых батарей полных и пустых бутылок разговаривают о смерти и уничтожении негодного правительства Тьера и Фавра; восхваляют мнимые победы коммуны и отбивают бутылкам горлышки, демонстрируя этот единственный признак храбрости, потому что эти распущенные солдаты трусливы, как зайцы, когда дело дойдет до сражения.

Так, рассказывают о Венсене, где несколько немецких солдат, под предводительством офицера, проводили допрос и осматривали казематы и тюрьмы, причем руководители солдат коммуны присутствовали в красных шарфах и султанах на шляпах, держа боязливыми, дрожащими руками свои кепи и скрывая свою трусость под заискивающей улыбкой!

О, стыд и позор! Куда ни взгляни — поношение и втаптывание в грязь всякой добродетели и чувств, какие только могут возвеличить и украсить народ.

Такова нынешняя Франция!

Растление до того охватило самый тщеславный на земле народ, что едва ли он поднимется в следующие десятилетия, хотя земля его одна из самых плодородных в Европе. Урок, данный ему в 1870 и 1871 годах, силен и вечен и может послужить всем народам хорошим примером.

По вечным мировым законам за высокомерием, за глупым самомнением всегда следует падение. Вспомните историю — всегда подтверждается эта истина.

Горе народу Наполеона, народу, ныне ликующему, завтра проклинающему, сегодня униженному, завтра свирепствующему! Он не признает авторитета духа, религии, для него существует только то, чему он поклоняется и над чем смеется: это тщеславие, самомнение.

К наиболее любимым и уважаемым личностям принадлежал некоторое время назад епископ д'Арбуа. Его посадили в темницу, где он томится в то время, когда мы пишем эти слова.

Также потащили в темницу и священника церкви Магдалины — Дегери. Ему удалось избежать предстоящей тяжкой участи: подкупив за сто пятьдесят франков своего тюремщика и переодевшись турком, со случайно добытым паспортом он счастливо уехал из Парижа.

Третий священник был также схвачен бесчеловечной толпой в своей постели и заключен в тюрьму. Благородные представители коммуны, изнурив его тяжкими лишениями, послали его, бледного и худого, к Версальскому правительству Тьера, чтобы этим побудить его к уступчивости или даже, если возможно, к смягчению.

Священник церкви св. Роха сделал запрос коммуне, по ее ли приказанию национальные гвардейцы вторглись в его церковь.

— Нет, — отвечали, — но мы ничего не можем сделать, когда является единодушное желание вторгнуться куда-нибудь! Всякий должен иметь свободу!

Тогда священник велел спрятать все золото и серебряные сосуды, словом, все, что имело хоть какую-то ценность. — Но 8 мая кистер и четыре пастора были арестованы, потому что отказались указать, где спрятаны ценные вещи.

Против желания коммуны, совершенно случайно, при поисках золота, серебра и других драгоценных вещей, найдены такие вещи, которыми история может воспользоваться для пополнения своих пробелов.

Так, например, из одного тайного шкафа на почтамте добыто письмо одного из тайных агентов императора, состоявшего при почтамте с целью служить «Черному кабинету», при одном заседании которого мы присутствовали.

Содержание письма было следующее:

«Повсюду думают, что „Черный кабинет“ наблюдает только за республиканскими затеями.