Интересно, но уже не критично. У меня есть доминанта со схожим эффектом, если потребуется, я её разовью, а тратить улучшение пирамиды на такой пустяк — просто глупость.

«Сканер — позволяет видеть текущий уровень развития доминанты у объекта перед поглощением».

В будущем это улучшение может оказаться жизненно необходимым, но не сейчас.

«Похититель — позволяет украсть доминанту у живого существа».

А вот это чертовски интригует. Интересно, как оно работает? Я могу воровать доминанты на расстоянии, или же мне нужно прикоснуться к человеку? А если да, то я смогу выбрать, что конкретно мне достанется? Надеюсь, что да.

Стоп! Из названия следует что я заберу доминанту без остатка! То есть насовсем. Если у противника была предрасположенность к фехтованию, то я могу её забрать и тогда… А что тогда? Он разучится фехтовать, или просто не сможет прогрессировать в этой области? Зараза, как всегда, больше вопросов, чем ответов. Ладно, что там ещё есть?

«Кладовщик — позволяет накапливать доминанты и использовать их позднее. Вам будет доступен один слот накопления за каждый уровень развития пирамиды. Текущий уровень развития: 2».

Хммм… В прошлый раз ничего не было сказано про то, что я буду получать дополнительную ячейку за каждый уровень развития пирамиды. Но, опять-таки, это улучшение будет полезно в будущем, но не сейчас.

«Селекционер — позволяет встраивать модификаторы в другие живые организмы».

То же самое. Пока мне некого преобразовывать, да и незачем. А значит, выбор очевиден!

— Я выбилаю похитителя! — выкрикнул я. Эхо отразило мой голос от стен пещеры, и пирамида, ярко сияющая золотым свечением, потухла.

Как и в прошлый раз, Ут поскупилась на спецеффекты, и не произошло ничего градниозного. Только на кристалле генокрада прибавилось рубленных граней, а на пирамиде появился рунический символ из десятка крючков и кружочков. Он разместился немного выше руны «Отрицателя». Ну что ж, осталось проверить «Похитителя» в деле. Я открыл глаза и услышал недовольный голос медсестры.

— В такую рань на рентген? А смысл? Он всего десять дней тут лежит. Даже если бы мальчишка был собакой, кости так быстро бы не срослись.

— Выполняйте указание старшего и поменьше трепите языком, — раздраженно сказал врач, закреплённый за моей палатой. Видимо старая грымза уже успела его хорошенько достать.

— Вот оно, отношение. Я, между прочим, тридцать лет здесь проработала. И знаю поболе вашего, — буркнула грымза, и что-то увесистое грюкнуло по кафелю.

Спустя десяток секунд в палату въехала каталка, позади которой плелась недовольная медсестра.

— Чё расселись, хворые? А ну, живо, помогите мальчонку перекинуть на каталку, — раздраженно выпалила она, шуганув Семёныча и его подельников, как всегда игравших в карты.

— Поможем. Без проблем, — пожали плечами мужики, подхватили меня и аккуратно переместили на каталку, которая выглядела как узкая кровать с колёсиками, правда матрас не полагался и меня уложили прямо на ледяное железо.

— Всё. Свободны, — с чувством с чувством собственной значимости сказала медсестра и повезла меня по коридору, продолжая возмущаться. — Нет, ну не идиот ли? Говорит, надо проверить, как кости срослись. Пффф. А с какого рожна они срастутся? Тебе ещё недели две валяться, как пить дать.

— Согласен, — ухмыльнулся я, не желая вступать в спор.

— Вот! Даже ты это понимаешь! А он — доктор, ети его мать! А мозгов меньше, чем у двухлетки. — Мы доехали до рентгеновского кабинета, у которого толпилось семь человек. — Поберегись! У нас тут срочный пациент, — с присущей ей наглостью заявила грымза и, словно ледокол, растолкала больных в стороны.