При этом современники, в том числе иностранные наблюдатели, оценивали Анну вовсе не так сурово.

Испанский посол герцог де Лириа пишет: «…Она приятна во всём, очень щедра ко всем и милосердна к бедным, щедро награждает тех, кто этого заслуживает, и сурово наказывает тех, кто совершил какое-либо преступление. Она очень страшится пороков, в особенности содомии, её размышления и идеи очень возвышенны, и она ничем так не занята, как тем, чтобы следовать тем же правилам, что и её дядя Пётр I. Одним словом, это совершенная государыня».

Даже брюзга Щербатов, которому мало кто нравится, отзывается об Анне сравнительно мягко: «Императрица Анна не имела блистательного разуму, но имела сей здравый рассудок, который тщетной блистательности в разуме предпочтителен… Не имела жадности к славе, и потому новых узаконеней и учрежденей мало вымышляла, но старалась старое учреждённое в порядке содержать. Довольно для женщины прилежна к делам и любительница была порядку и благоустройства, ничего спешно и без совету искуснейших людей государства не начинала, отчего все её узаконении суть ясны и основательны».

В отечественной исторической традиции у Анны Иоанновны плохая репутация по трем причинам.

Первая – идеологическая, она же «патриотическая». Принято считать, что эта государыня продвигала только иноземцев и обижала русских. Вторая – эмоциональная, или «гуманистическая». Императрицу осуждают за жестокость казней и размах репрессий. В 1730-е годы зона нервозности действительно расширяется, затрагивая уже не только самую верхушку российского общества, но и более широкие слои. Оба эти обвинения в адрес Анны будут рассмотрены ниже. Но есть и третья причина традиционной антипатии, которую я бы назвал «анекдотической» – в старинном значении слова «анекдот». Государыня любила пожить в свое удовольствие, и ее забавы, впрочем, бывшие совершенно в духе эпохи, выглядели в глазах потомков весьма непривлекательно.

Как и ее предшественники, Анна увлекалась охотой, но по грузности и лени охотилась своеобразно: прямо в дворцовом парке убивала зверей, которых специально сгоняли туда загонщики, а то и просто палила из окна. Генерал-аншеф Петр Панин, в юности бывавший в дворцовом карауле, вспоминает, что царица «получила охоту к стрелянью из ружей и толикое искусство приобрела в оном, что не токмо метко попадала в цель, но наравне с лучшими стрелками убивала птиц на лету. Сею забавою, вовсе неприличною женскому полу, долее и почти до кончины своей занималась». В комнатах у подоконников всегда стояли заряженные ружья, каковых в личном пользовании ее величества насчитывалось более двухсот, не считая пистолетов.

Подобным образом – стрельбой и убийством живности – государыня боролась с главной своей бедой: скукой. Государственными заботами она занималась мало и неохотно, а досуга имела много и тратила его соответственно своим вкусам. Вкусы эти были вульгарны. Царицу окружал целый штат шутов и шутих, она любила с их помощью покуражиться над придворными, да и сами «дураки» иногда становились мишенью жестоких шуток. Исследователь придворных забав веселой государыни С. Шубинский рассказывает: «Всякий раз, как императрица слушала обедню в придворной церкви, шуты ея садились в лукошки в той комнате, чрез которую ей нужно было проходить во внутренние покои, и кудахтали, подражая наседкам.