Как будто он все видит довольно жестко, Гаврила Романович, в том числе видит и то, что с торговли водкой вовсе не пухнут евреи от сказочных доходов. Но настроен решительно — выселить из деревень, от торговли водкой отстранить, переселить в Новороссию.

И ведь Державин — никак не пресловутый антисемит (понять бы еще, что это вообще такое), не принципиальный враг евреев. За что именуют его «фанатичным юдофобом» в еврейских кругах, и на каком основании сообщено, что «приписал в официальных документах бедность белорусских крестьян всецело евреям» [8, с. 112–113], — не ведаю. Читатель уже знает, что Державин вовсе не считал евреев единственными «спаивателями» крестьян и в нищете белорусского мужика винил еще и помещиков, да и самих мужиков.

С евреями Державин тоже общался, и совершенно незаметно, чтобы относился к ним плохо или как-то свысока. Беседовал он с Ильей Франком, еврейским просветителем, получившим образование в Берлине. Илья Франк посвятил Державина в идеи «берлинеров» о том, что кагальная верхушка исказила истинный смысл вероучения, «ввела строгие законы с целью обособить евреев от других народов», и что в последние века «нравственный характер евреев изменился к худшему». Что надо просвещать евреев, учить их тому же, чему и христиан, и одновременно писать и переводить хорошие книги на иврит.

Другим постоянным собеседником Державина был Нота Хаимович Ноткин, крупный купец из Шклова. Он не соглашался с Франком почти ни в чем, но был сторонником переселения евреев в Новороссию, разведения там овец и хлебопашества.

Чем же так не угодил Гаврила Романович авторам «Еврейской энциклопедии»?! За что ославили человека чуть ли не эсэсовцем из «Анэнэрбэ»?!

Конечно же, в первую очередь — самой активной позицией: «вмешаться!», «переселить!», «запретить!».

Второе — Державин верно оценил мрачную роль кагальной организации. Он «посмел» увидеть, что система поборов внутри еврейства «составляет кагалам ежегодно знатную сумму доходов, несравненно превосходнейшую, нежели с их ревизских душ государственные подати. Кагальные старейшины в ней никому никакого отчета не дают. Бедная их чернь оттого находится в крайнем изнурении и нищете, каковых суть большая часть. Напротив, кагальные богаты и живут в изобилии» [11, с. 283].

Оценка эта ничуть не более жесткая, чем мнения еврейских же историков спустя сто лет, в конце XIX века. Но тогда, в начале XIX века, тронуть кагал означало пойти против всего еврейства вообще. Геволт и кипеж времени того, как видно, непринужденно перенесли в другую эпоху — без критики.

Третья причина в том, что Гаврила Романович посмел не восторгаться абсолютно всеми сторонами жизни евреев. Отмечать хотя бы какие-то скверные стороны иудаизма и еврейского национального характера — верный путь к тому, чтобы сделать врагом хотя бы некоторых евреев. Ну, не в силах они не только прислушаться к любой критике — не в силах даже просто ее слышать. Так было во времена Державина, примерно так есть и сейчас.

А Державин («Антисеми-ии-итт!!») преступно осмелился писать о необходимости «ослабить их фанатизм… истребив в них ненависть к иноверным народам, уничтожить коварные вымыслы к похищению чужого добра» [11, с. 302].

Четвертая и главная причина в том, что Гаврила Романович хотел лишить евреев права заниматься винными откупами, винокурением, продажей водки. Опять же — многие еврейские историки конца XIX — начала XX века приводили гораздо более сильные аргументы в пользу того, чтобы отойти от «позорной» (Гершуни), «постыдной» (Гаркави), «нелепой» (Дубнов) торговли.