«Ответственность за призыв еврейских рекрутов была возложна на кагалы. Поскольку евреи не соглашались добровольно отдавать детей, кагалы принимали насильственные меры: во всех общинах появились особые „охотники за детьми“ („ловчики“, „хаперс“ на идише)» [16, с. 266].

Поэт Иехуда Лейб Левин так описал свои впечатления:

«Я, тогда девятилетний мальчик, жил в родительском доме в Минске. Однажды летним днем я пришел в хедер и вижу: меламеда нет, хедер пуст… хозяйка дома объяснила мне, в чем дело! Меламед, оказывается, прячется от ловцов, а всех детей заперли по домам, ибо пришла беда… Детей хватали из колыбели, женихов уводили из-под хупы, чтобы отдать их в солдаты…

…И каково же мне было увидеть то, что увидели мои глаза? Ловцы — евреи, кагал-евреи, и они же, словно львы, рвущие жертву, выхватывают из материнских объятий младенцев, птенчиков малых. Думаю, что и разбойники не сотворили бы подобного даже с евреями, а тут евреи творят такое с евреями же! Что же это? Как это возможно? Мысль эта удручала меня до такой степени, что я пугался при виде евреев, при виде братьев моих!» [16, с. 266].

Как это часто с ним случается, учебник не то чтобы лжет… Нет, так тоже нельзя сказать… Учебник дает несколько не тот акцент. Например, в этом учебнике нет ни слова о «бесполезных», вообще о разделении евреев на разряды. Нет ни слова о том, что длилось это безобразие с «хаперс» вовсе не все царствование Николая I, а всего два года! Как это часто случается, описывается сущее безобразие, преступление, но описывается еще хуже, еще страшнее, чем оно было. А зачем? Неужели для того, чтобы сделать Россию еще более непривлекательной? Но ведь волей-неволей учебник ставит под сомнение еврейскую солидарность! И чем дольше кагалы нанимали подонков-хаперс, тем под большим сомнением оказывается идея солидарности…

Нет в учебнике и ни полслова про бешеное сопротивление самих евреев и их кагалов просвещению. А жаль.

Вот с чем приходится согласиться: «До середины XIX века российские власти не добились успеха в „исправлении“ евреев. Они продолжали оставаться подданными „второго сорта“, и большинство продолжало держаться общины, не сближаясь с окружающим населением и не пытаясь ему подражать. Конечно, были и просвещенные евреи, считавшие благом возможность войти в русское общество и усвоить его культуру, но их влияние было незначительно в сравнении с влиянием маскилим (просветителей. — А. Б.) в Западной Европе» [16, с. 267].

Трудно сказать, удалось бы или нет Николаю I до конца «исправить» евреев, продлись его правление еще лет на десять или двадцать. Говоря откровенно — сомнительно; ведь ни поголовно истребить, ни «переделать» насильственными мерами ни один народ не удавалось никогда и ни одному императору. Разве что Николай I оказался бы первым… Что все же маловероятно.

Скорее можно предположить массовый и очень жестокий бунт, затяжную колониальную войну в духе незабвенного Хмельницкого. Или появление своего рода «русских марранов», которые при первом удобном случае возвращаются к вере отцов и становятся уже не шпионами русского царя в тылу французов, а «пятой колонной» в государстве российском.

Но «…внезапная смерть Императора так же вызволила евреев в тяжелую пору, как через столетие — смерть Сталина» [6, с.