— Из-за деталей, я полагаю. Как с говорящими головами. Чья это была идея?

— Роджера Бэкона; но это был всего лишь суфлер.

— Правильно. Теперь я вспомнил его имя. Если бы кто-то в реальности соорудил эти говорящие головы, Эверард использовал бы их, чтобы вернее подсчитывать наш оброк и долги. Тогда бы на вас обозлилась вся деревня.

— На меня?

— Ну, Бэкон же мертв.

Дитрих засмеялся:

— Грегор, каждый год приносит новые открытия. Всего двадцать лет прошло, как человек изобрел очки для чтения. Я даже разговаривал с человеком, который изобрел их.

— Правда? Что он за волшебник?

— Он не волшебник. Простой человек, как ты или я. Человек, который устал щуриться в свой псалтырь.

— Тогда — человек, похожий на вас, — допустил Грегор.

— Он был францисканцем.

— А, — Грегор кивнул, как будто это все объясняло.

* * *

Селяне расходились по домам со своими ведрами и кочергами; некоторые собирали среди обуглившихся столбов и дымящейся соломы кровли то, что могли спасти из руин. Лангерман и другие батраки этим себя не беспокоили. В их хижинах было слишком мало такого, ради чего стоило ворошить угли. Лангерман, однако, поймал свою козу. Коровы в загоне для скота, не доенные с утра, протяжно мычали.

Дитрих увидел фра Иоахима; тот был закопчен дымом до черноты и сжимал в руках ведро. Дитрих поспешил за ним.

— Иоахим, подожди. — Он нагнал минорита через несколько шагов. — Мы должны отслужить благодарственную мессу Spiritus Domini, поскольку алтарь уже украшен в красном. Но давай подождем до вечерни, чтобы каждый смог отдохнуть от трудов.

Покрытое сажей лицо Иоахима не выражало никаких эмоций.

— Значит, до вечерни. — Он отвернулся, и Дитрих снова схватил его за рукав.

— Иоахим, — он замялся, прежде чем продолжить. — Тогда. Я думал, ты убежал.

Минорит неловко бросил на него взгляд.

— Я возвратился за этим, — сказал он, стукнув слегка по ведру.

— За ведром?

Тот передал ведро Дитриху:

— Святая вода. На случай, если бы пламя оказалось дьявольским.

Дитрих заглянул внутрь. На дне были остатки воды. Он вернул ведро монаху.

— А когда пламя в конце концов оказалось материальным?

— Что ж, лишнее ведро воды, чтобы его побороть.

Дитрих засмеялся и хлопнул Минорита по плечу. Иногда этот пылкий юноша его удивлял.

— Вот видишь? Ты знаешь кое-что о логике.

Иоахим указал пальцем:

— А кто, по твоей логике, таскал ведра, чтобы погасить пожар в Великом лесу? — Тонкая серая пелена висела над деревьями.

И монах двинулся дальше к церкви. На сей раз Дитрих не стал его удерживать. Господь прислал Иоахима неспроста. Своего рода испытание. Иногда Дитрих завидовал минориту из-за его религиозного экстаза, криков радости, которые тот исторгал от присутствия Господня. Сам Дитрих не был расположен к открытому изъявлению эмоций, больше полагался на разум и мог бы показаться бесчувственным.

* * *

Дитрих говорил с теми, кто потерял в пожаре свои дома. Феликс и Ильза Аккерман только безмолвно озирались.

Все, что им удалось спасти из руин своего дома, они сложили в два небольших узла, что были за спиной у Феликса и его дочери Ульрики. Еще один ребенок, Мария, сжимала в руках деревянную куклу, закопченную и покрытую куском прожженной ткани. Она походила на тех африканцев, которых сарацины продавали на невольничьих рынках по всему Средиземноморью. Дитрих присел на корточки рядом с Марией:

— Не беспокойся, малышка.