| Ей не хотелось ему врать, но она и сама уже не представляла себя без этого маленького, такого взрослого для своих лет человечка. Она вспомнила, как они собирались, и как ребенок стаскивал по-настоящему ценные вещи, в которых ей еще предстояло разобраться, не доверяя в этом плане такой бестолковой мамаше. — Так получилось, что теперь я твоя мама. И я тебе обещаю, что никогда тебя не оставлю и никому не позволю тебя обижать, по крайней мере, до тех пор, пока ты сам не научишься себя защищать. — Северус неуверенно кивнул. — А теперь пойдем, умоемся и переоденемся. Поднявшись с пола, она взяла мальчика за руку и повела в маленькую ванную. — Ты мне не ответил, тебе здесь нравится? — Да. Мы здесь останемся жить? — Я надеюсь на это. Вечером примем ванну, — Эйлин решила, что, если условия проживания им подойдут, то она успеет сбегать в ближайший магазин и купить хотя бы шампунь, да что-нибудь для детской гигиены. А еще лучше, если они прогуляются с Северусом, а то у нее все чаще возникало ощущение, что ребенок на улице толком и не был ни разу. — Я не люблю ванну, — непонятно почему, но Северус прямо на глазах превращался в трехлетнего малыша. Во всяком случае, Эйлин за все то время, что находилась рядом с ним, не замечала, что мальчик хоть раз закапризничал. — Почему? — Эйлин натянула на Северуса джинсы и озадачено посмотрела на сына. — Вода качается, — наморщил носик ребенок. — И ты за волосы дергать будешь. — За волосы дергать не буду — постараюсь, по крайней мере. А что значит «вода качается»? — Она качается и меня тошнит, — Северус безошибочно почувствовал слабину и решил впервые в жизни поныть, причем, просто так, без особой причины. Эйлин села на край ванны. У ее сына, оказывается, «морская болезнь» — а что, если это еще не все? В памяти всплыли атласы по патологической анатомии, которыми девчонок с ФИЯ пугали студенты-медики из местного медицинского университета под предлогом чего-то там перевести им с латыни. Кроме страшных картинок, от которых ей становилась плохо, Леночка Селиванова ничего не видела, но почему-то запомнила то, что ей говорил бывший одноклассник Димка, тыча под нос атлас с самой омерзительной картинкой. — Смотри, Селиванова, это опухоль мозга. Видишь, какая она огромная? Вначале она затрагивает мозжечок, и человека просто шатает и тошнит, ну, как при морской болезни, хотя это не одно и то же, а затем, видишь, Селиванова, она переползает на дно четвертого желудочка и… БАЦ! — сейчас Эйлин понимала, что Димка тогда ее просто пугал. Студентов-медиков вообще забавляла реакция тех же гуманитариев на их процесс обучения; им было смешно, как девочки с ФИЯ бледнеют и зеленеют от, на их взгляд, банальных вещей. Ей не надо было объяснять, что большинство подобных рассказов — полный бред, но приобретенная вместе с сыном паранойя заставила Эйлин похолодеть. А вдруг это рак? Ведь не бывает же такой формы морской болезни, чтобы ребенка в ванне укачивало. Или бывает? Поняв, что если она начнет об этом думать, то просто свихнется, Эйлин взяла сына за руку, и они наконец прошли в столовую. Мистер и миссис Хадсон уже сидели за столом и терпеливо дожидались своих новых жильцов. Когда Эйлин села на отведенное ей место, предварительно усадив сына на приготовленный специально для него стул с подушкой на сиденье, миссис Хадсон встала, разложила кашу по тарелкам, поставила рядом с Северусом стакан с молоком и приступила к допросу. — Итак, Эйлин, что с вами произошло, что заставило вас куда-то поехать, причем, как я подозреваю, наугад? — Эйлин молча размазывала кашу по тарелке и не знала, с чего начать. Миссис Хадсон вздохнула. — Здесь только два варианта: или вы сбежали от мужа, или от родителей, потому что не были замужем, родив ребенка вне брака. Так какой вариант верен? — Первый, — Эйлин наконец оторвалась от созерцания каши и посмотрела на хозяйку дома. |
