Бородач застонал. Женщина медленно отклонилась назад и закрыла глаза руками. Второй мужчина принялся тихонько всхлипывать.

И тем не менее, продолжал гипнотизер, в жизни есть место и радости. Жизнь – лишь краткий день, который предваряет и завершает бесконечная ночь. Именно поэтому стоит как можно сильнее радоваться светлым минутам и плясать, покуда светит солнце! Он захлопал в ладоши.

Лежавшие покорно встали. Линдеман отбивал такт, сначала медленно, затем все быстрее. Троица подскакивала, поворачивая головы и дергая конечностями, словно марионетки. В зале стояла мертвая тишина, никто не мог даже кашлянуть или прочистить горло – казалось, всех охватил ужас. Лишь со сцены доносились покряхтывание, топот и скрип половиц.

– Теперь ложитесь обратно, – произнес Линдеман, – и видьте сны!

Двое тут же шлепнулись на пол, и только мужчина слева остался стоять, шаря перед собой руками, словно слепой. Но вскоре и у него подкосились колени, и он больше не шелохнулся. Склонившись, Линдеман внимательно его осмотрел, потом повернулся к зрителям.

Теперь он намерен провести куда более сложный эксперимент. Это высший пилотаж; на такое способны немногие.

– Спите крепко. Еще крепче. Крепче, чем когда бы то ни было. Вам снится ваша новая жизнь. Сначала вы дети, потом вы учитесь, взрослеете, боретесь, надеетесь и страдаете, побеждаете и проигрываете, любите и теряете, старитесь, слабеете, дряхлеете и умираете, все это стремительно проносится перед вашим взором, а когда я скажу, вы откроете глаза – и всего этого как не бывало.

Он скрестил руки, повернулся к залу и несколько мгновений стоял, ничего не говоря.

Этот эксперимент, произнес он наконец, удается не всегда. Бывает, что испытуемый просыпается – и выясняется, что он так ничего и не пережил. Другие, наоборот, просят помочь им забыть сон, потому что переживание чересчур их смутило и они больше не могут верить тому времени и тем обстоятельствам, в которых живут. Он взглянул на часы. Но пока что, дабы скоротать ожидание, проделаем несколько простых трюков. Есть ли в зале дети? Он привстал на цыпочки. Вот вы, в пятом ряду, вы, барышня с краю, и вы, молодой человек, как две капли воды похожий на своего соседа, – прошу ко мне!

Ивейн посмотрел сначала направо, потом налево, потом оглянулся назад и вопросительно ткнул себя в грудь пальцем.

– Да, ты, – ответил Линдеман.

– Ты же сказал, что он выбирает только взрослых, – прошептал Ивейн.

– Значит, я был неправ.

Мальчик почувствовал, как кровь прилила к его лицу. Сердце застучало. Двое других детей уже пробирались к подмосткам. Линдеман глядел на него, не отрываясь.

– Хочешь, сиди, – бросил Артур. – Приказать тебе он не может.

Ивейн медленно встал и огляделся по сторонам. Взгляд каждого зрителя в этом зале, во всем этом театре, был направлен на него. Нет, Артур и тут неправ: отказываться неуместно. В конце концов, это сеанс гипноза, и если уж ты на него пришел, то придется поучаствовать. Он слышал, что отец бормочет ему что-то еще, но разобрать, что, он не мог, так громко колотилось его сердце, да и ноги уже несли его вперед. Он протиснулся мимо коленей соседей по ряду и направился по проходу к сцене.

До чего же там, наверху, было светло! Софиты оказались ярче, чем он думал, а очертания людей в зале казались условными. Трое взрослых лежали без движения, никто не шелохнулся, и создавалось впечатление, будто они даже и не дышали. Ивейн обратил взор в темноту, но отца с братьями не разглядел. Очутившись перед ним, Линдеман опустился на колени, осторожно, словно тот был хрупким предметом мебели, отодвинул его на шаг назад и взглянул ему прямо в лицо.

– Мы справимся, – негромко произнес гипнотизер.

Вблизи он выглядел старше.