И еще у него не было бы этих странных галлюцинаций: на его коже до сих пор горели ее прикосновения и поцелуи…

… Вечером у Стольникова была прямая радиотрансляция, и Ивар поехал к нему договариваться о краже фотонабора. На проходной его встретила Леденцова и провела к эфирке. Губернатора надо было перехватывать на ходу, а то сразу после радио у него было запланировано выступление на годовщине Союза предпринимателей.

Ивар с Леденцовой на цыпочках зашли в небольшое подсобное помещение, отделявшее коридор от студии. Сквозь стеклянную перегородку им были видны и какая-то журналистка с пионерскими восторженными глазами, и сам Стольников. Он сидел, облокотившись на пульт, и весьма эмоционально объяснял:

— На меня, так сказать, обвалилась философская мысль: я просто обязан сейчас быть в центре! Жизненный уровень, который сегодня у нашего народа по разным причинам ниже колена, еще ниже быть не может. Так почему я должен быть у своего гордого народа какой-то мочалкой?

Ивар медленно перевел взгляд на Леденцову.

— Он что, обкурился, что ли?! Чего он несет?!

Та лишь мученически закатила глаза.

А Стольников был настолько горд своим успешным выступлением, что, увидев поджидавшего его Ивара, даже забыл осерчать.

— У тебя какой вопрос? — спросил он после окончания эфира. — Ладно, давай не на ходу… Садись ко мне в машину, по дороге расскажешь.

Ивару ничего иного не оставалось, как согласиться.

Ивар позвонил в штаб и сообщил, что Стольников дал добро на похищение фотонабора. Голос у него был странный, с плавающими интонациями.

— Слушай, — обеспокоено позвал его Никитин, — по-моему, ты малость набрался. Что там у вас происходит?

— Предприниматели празднуют годовщину своей успешной деятельности, после некоторой паузы ответил Ивар.

— И ты вместе с ними?

— Ну да, в некотором роде…

— С тобой точно все в порядке? Ты сам на себя не похож…

— Да ничего. Пока.

— Погоди-погоди!

Но Ивар уже повесил трубку.

— Спорю, на что хочешь, что Алтаев сегодня напьется в стельку, вздохнув, сказал Никитин Боголюбу.

— И спорить нечего — напьется! — угрюмо отозвался Боги. Ему редко удавалось проникнуть кому-нибудь в душу, но этот случай был слишком очевиден.

Умница-Никитин до самой ночи писал опровержения против изобличительных анти-Караваевских статей. Было ясно, что после кражи фотонабора Синий не успокоится и постарается распечатать свои газеты где-нибудь еще. Так что надо было использовать предоставляющуюся паузу, чтобы заранее убедить избирателей в великолепных душевных качествах губернаторского зятя.

Никитин щелкал клавиатурой, заигрывал с журналистками по «аське», хохмил по телефону, но в то же время не на секунду не забывая об Иваре. Он чувствовал, что с его другом что-то происходит… Что-то нехорошее…

… Он разыскал Алтаева в ресторане «Ассамблея». Предпринимательское торжество уже отгремело, официанты убирали со столов…

Ивар сидел в одиночестве в глубине зала и курил — упавшая на глаза челка, опущенные плечи…

— Привет, — тихо сказал Никитин.

Алтаев поднял на него какой-то замученный взгляд.

— Ты зачем приехал?

— Уже поздно. Тебе надо домой.

— Решил взять меня на буксир? Я бы и сам добрался…

Никитин сел рядом с ним.

— Не хочешь к Любке возвращаться?

Ивар махнул сигаретой.

— А, опять вопить будет… Надоело.

— Поехали ко мне?

— И что, мне всю жизнь у тебя прятаться? Ладно, черт с ним! Где Леденцова с Боги?

— Боги уехал с водочниками красть фотонабор, а Леденцова уже дома.