— В гостиной, смотрят телевизор, — ответил Найт и, понизив голос, спросил Аманду, когда Босс прошел в комнату: — А он сможет?

— За тройную почасовую оплату, уверена, как-нибудь справится. — Аманда сняла очки и смотрела на сына заплаканными красными глазами.

Найт побежал на второй этаж и быстро переоделся. Спустившись, он увидел, что близнецы прячутся за диваном и с опаской поглядывают на Босса. Матери нигде не было видно.

— Ее величество в машине, — сообщил Босс. — Ждут-с.

— Папа, Люки ка-ка. — Люк похлопал себя сзади по памперсу.

Ну почему он не может ходить на горшок?

— В общем, так, — сказал Найт Боссу. — Еда для них в холодильнике в пластиковых контейнерах, разогрейте немного. Люку можно дать немножко мороженого. У Беллы аллергия, поэтому ей пшеничные крекеры. Ванна, книжка, в постель в девять, а к полуночи я вернусь.

Найт поцеловал близнецов.

— Слушайтесь мистера Босса. Сегодня он ваша няня.

— Папа, Люки ка-ка, — снова пожаловался Люк.

— Ах да, — сказал Найт Боссу. — У Люка произошло отправление желудка. Смените ему памперс прямо сейчас, иначе скоро придется его подмывать.

Босс в ужасе обернулся:

— Менять грязный подгузник? Мне?

— Ну вы же теперь няня!.. — сдерживая смех, ответил Найт и вышел.

ГЛАВА 36

Когда Найт с Амандой на вокзале Паддингтон садились на скоростной поезд до Страффорда, где был один из входов в Олимпийский парк, профессор Селена Фаррел шла по улице, чувствуя себя чертовски сексуальной.

На Сохо спускались сумерки. Было душно, а в Фаррел сидело две порции водки-мартини. Выбранный наряд сражал наповал. Идя от Тоттенхэм-Кортроуд к Карлайз-стрит, Фаррел ловила свое отражение в витринах магазинов и в глазах мужчин и женщин, провожавших взглядами каждое движение ее бедра, подчеркнутое юбкой, и колыхание груди в глубоком вырезе блузки, облегавшей ее как вторая кожа.

Она нанесла вечерний макияж, надела голубые контактные линзы. Освобожденные от тюрбана из шарфа крашеные темные волосы двумя крыльями обрамляли лицо, подчеркивая мушку на правой щеке. Без этой родинки никто, даже личная секретарша, не узнал бы профессора Фаррел.

Селена обожала такое состояние — анонимность, сексуальность, охотничий инстинкт.

Она резко отличалась от прежней Фаррел — совершенно другой человек. Необычность происходящего возбуждала ее, придавала сил, заставляла чувствовать себя магнетически-притягательной и неотразимой.

На Карлайз-стрит она вошла в дом номер четыре с розовой неоновой вывеской — «Кэнди-клаб», старейший и самый большой лесбийский ночной клуб в Лондоне и любимое место Фаррел. Она нередко приходила сюда оттянуться.

Селена направилась к длинной барной стойке, где сидело много красивых женщин. Миниатюрная дама изысканной внешности, завидев Фаррел, повернулась на стуле с мохито в руке и улыбнулась ей, как хорошей знакомой:

— Сирена Сен-Джеймс!

— Нелл, — сказала Фаррел, целуя ее в щеку.

Нелл придержала руку Фаррел, оглядывая ее наряд.

— Боже, боже, только посмотрите на нее! Еще более соблазнительная и аппетитная, чем обычно! Куда ты пропала, Сирена? Я тебя месяц не видела.

— Отчего же, я приходила позавчера, — сказала Фаррел. — А вообще я улетала в Париж работать над новым проектом.

— Счастливица, — вздохнула Нелл, подалась ближе и прибавила: — Мы в любой момент можем уйти и…

— Не сегодня, милая, — нежно отозвалась Фаррел.