– Для тебя есть маленький кабинет на первом этаже.

Я покачал головой.

– Нет, – сказал я. – Это просто неразумно. Я хочу, чтобы все было разумно. Я хочу действовать разумно. А это соглашение… В нем сказано, что в случае увольнения я добровольно отказываюсь от выплаты полугодовой зарплаты, которая мне полагается, и что увольняюсь я немедленно.

– Потому что ты уходишь по собственному желанию, – сказал Перттиля, снова включив свой мягкий голос – наверное, ему нравилось, как он звучит. – Если хочешь остаться с нами, на нашем этаже… Завтра утром у нас трехчасовой семинар по трансцендентной медитации, который проведет выдающийся…

– Дай мне ручку, пожалуйста.

Судя по выражению их лиц, они уже все знали. На рабочей станции у меня имелась всего одна личная вещь – фотография моего кота Шопенгауэра. Я выложил все рабочие документы из своего кожаного кейса и бросил в опустевший кейс фото кота. Спустился в лифте на первый этаж и даже не взглянул на стеллаж уборщика и дверь за ним. Вышел на улицу и остановился, словно на что то наткнулся, как будто ноги прилипли к земле.

Я теперь безработный.

Мысль казалась невероятной, как минимум, для меня. Я никогда не представлял себе, что окажусь в ситуации, когда не буду знать, куда мне идти утром. Как будто гигантский механизм, обеспечивающий порядок в мире, внезапно сломался. Я посмотрел на часы, но, как и следовало ожидать, это ничем мне не помогло. Они показывали время, но время утратило всякий смысл. Было 10:18.

Еще минуту назад я размышлял над различием между условной вероятностью и исходной вероятностью и пытался найти способ определить математическую независимость системы аксиом во взаимно дополнительных событиях.

Теперь я стоял на обочине шоссе – безработный, с кейсом, в котором не было ничего кроме фотографии кота.

Я заставил себя двигаться. Солнце грело мне спину, и я почувствовал себя чуть лучше. Когда показалась железнодорожная станция Пасила, я уже мог взглянуть на ситуацию более прагматично, применяя логику и разум. Я был опытным математиком и знал о страховом бизнесе больше, чем вся неграмотная команда Перттиля. Я слегка расслабился. Скоро я начну заниматься расчетами для его конкурентов.

Насколько трудно найти страховую компанию, в которой и к себе, и к математике относятся одинаково серьезно?

Вряд ли так уж трудно. Скоро я все выясню.

Проще говоря, все наладится.

3

– Ваш брат скончался.

Голубая рубашка и темно синяя куртка только подчеркивали еще один оттенок синего в глазах мужчины. Его редеющая пшенично блондинистая шевелюра, зачесанная налево, выглядела усталой, словно увядшей. Бледное лицо, на котором пылали румянцем ярко красные щеки. Он представился и сказал, что он адвокат, но его имя я не запомнил.

– Не понимаю, – совершенно честно сказал я.

Вкус первой за утро чашки кофе еще не выветрился у меня изо рта, но вдруг приобрел жестяной, почти ржавый привкус.

– Ваш брат скончался, – повторил мужчина, пытаясь удобнее устроиться на моем диване.

Во всяком случае именно так я интерпретировал его ерзанье. За окном стояло прохладное и солнечное осеннее утро. Я это знал, потому что позволил Шопенгауэру сразу после завтрака занять его излюбленный пост и пошел к двери, как только раздался звонок. Через некоторое время адвокат чуть наклонился вперед и положил руки на колени. Куртка из блестящей ткани натянулась у него на плечах.

– Он завещал вам свой парк аттракционов.

Я поправил его, даже не задумываясь:

– Парк приключений.