Изменить размер шрифта - +
А задолго до этого в Стамбуле они занимались поставкой оружия Ирландской республиканской армии, причем Фалько в этой сделке выступал посредником.

– Я тут вам привез кое-что, – сказал он.

И, достав из кармана, положил на стол конверт. Адмирал взглянул на него пытливо. От того, что стеклянный глаз был чуть светлее настоящего, казалось, будто адмирал как-то странно косит, и это создавало неудобства собеседникам. Он вскрыл конверт и извлек оттуда почтовую марку.

– Не знаю, есть ли у вас такая, – сказал Фалько. – Тысяча восемьсот пятидесятого года.

Адмирал вертел марку, поднося ее ближе к свету. Потом извлек лупу из ящика стола, заваленного трубками и жестянками с табаком, и стал неспешно вглядываться.

– Черная на голубом, – объявил он с явным удовольствием. – Негашеная. Первая в Ганновере.

– Продавец мне так и сказал.

– Где ты ее купил?

– В Андае, перед тем как перейти границу.

– Цена по каталогу – не меньше четырех тысяч франков.

– Я заплатил пять.

Адмирал подошел к шкафу, снял с полки альбом и вложил марку между страниц.

– Внеси в отчет о расходах.

– Уже внес… Что там с Аликанте?

Адмирал медленно запер шкаф. Потом потрогал себя за нос, взглянул на карту и опять потрогал.

– Время еще есть. Дня два, по крайней мере.

– Мне надо будет ехать туда?

– Надо.

Забавно, как одно короткое слово может вместить в себя столько всякого, с усмешкой подумал Фалько. Перейти линию фронта, чувствуя такое знакомое беспокойство оттого, что вновь оказался на вражеской территории, что вокруг и впереди поджидают опасность и страх. И, может быть, тюрьма, пытки и смерть: выведут на сером рассвете и поставят к стенке или просто пустят пулю в затылок в полутемном тюремном подвале. Безымянный труп свалят в канаву на обочине или в братскую могилу. Бросят лопату извести – и все на том. На миг ему припомнилась давешняя дама в купе, и он, безропотно признав, что от судьбы не уйдешь, вдруг сообразил, что уже начал забывать лицо соседки.

– А пока встряхнись, повеселись, развейся, – посоветовал адмирал.

– Когда введете меня в курс дела?

– На сей раз поэтапно. Завтра утром встретимся с людьми из СИРФ.

Фалько в недоумении вздернул бровь. Это сокращение расшифровывалось как Служба информации и расследований «Фаланги» – военизированной фашистской организации, объединявшей самых твердокаменных и фанатичных членов Национального движения, во главе которого стоял сам Франко.

– А при чем тут «Фаланга»?

– А при том. Увидишь. В десять утра у нас встреча с Анхелем Луисом Поведой… Да-да, с этой скотиной. И нечего кривиться!

Фалько убрал с лица перекосившую его гримасу. Поведа возглавлял СИРФ. Твердокаменный ветеран движения, севильянец, стяжавший себе печальную славу в Андалузии, где в первые дни мятежа он по приказу генерала Кейпо де Льяно расстреливал профсоюзных лидеров и школьных учителей.

– Я считал, что мы всегда действуем сами по себе. На свой страх и риск.

– Выходит, что считал ты, не спросясь хозяина. Личный приказ генералиссимуса… На этот раз будем согласовывать действия с фалангистами, и не только: влезут немцы и дай бог, чтоб не встряли еще и итальянцы. Недавно я говорил со Шрётером на эту тему.

Фалько удивлялся все сильней. Он не был лично знаком с Гансом Шрётером, которого неугомонные пересмешники-испанцы по созвучию называли Хуанито Срётер, но знал, что тот руководит нацистской разведкой в Испании и имеет прямой доступ к адмиралу Канарису. Вся франкистская штаб-квартира в Саламанке просто кишела отечественными и иностранными агентами: параллельно с германским абвером работала итальянская разведслужба вдобавок ко множеству испанских спецслужб, соперничавших между собой и порой мешавших друг другу, – фалангисты, разведки армейская и военно-морская, гражданские ведомства вроде тайной полиции и прочие структуры государственной безопасности.

Быстрый переход