— Наоборот, проще некуда. Мне следовало понять это раньше. Вы изложили факты еще несколько недель назад. Каким-то образом я умудрялся избегать их… потому что они мне не нравились. Но у вас дар сообщать людям неприглядную правду о них самих. — Он залпом допил остатки виски.

— Теодор, пожалуйста… Я не знаю о вас никакой правды… так же, как и вы обо мне.

— Правда состоит в том, что я виноват в смерти брата куда больше, чем вы, — не жалея себя, сказал он. — Давайте говорить начистоту: я разрушаю всех, о ком забочусь, потому что не знаю, как это следует делать.

— Я вам не верю, — вымолвила Мария.

— Не верите? Вы же говорили это с самого начала. Что заставило вас передумать?

Мария не знала, что ответить. Видеть страдающего Тео было невыносимо. Он напоминал поверженного гладиатора. Ей хотелось, чтобы он снова стал самим собой: надменным, властным, даже неприятным. Мужчиной, с которым нужно сражаться. Но все же мужчиной.

Он снова наполнил бокал и сел на кровать.

— Почему вы не уходите?

— Потому, что так дальше нельзя, — сказала она. — Мы оба выбиваемся из сил, чтобы справиться с трудной ситуацией, но из этого ничего не получится, если мы будем все время набрасываться друг на друга. Нужно заключить перемирие. Разве вы этого не понимаете?

Он не ответил, и Мария опустилась рядом. Тео смерил ее настороженным, недоверчивым взглядом.

— Зачем вы вообще вторглись в нашу жизнь? — медленно спросил он. — Почему Максимилиан влюбился в вас?

— Не знаю, — беспомощно ответила она. Теодор поставил бокал, поднял руку, прикоснулся к ее волосам и вгляделся в лицо.

— Так почему же? — прошептал он. — Вы не красавица, самая обыкновенная. Он встречался с сотней женщин красивее вас. Но никто из них не сумел так перевернуть нашу жизнь, как это сделали вы…

Он гладил ее лицо, обводил пальцами контуры широких скул и пухлых губ. Мари следила за ним со слезами на глазах. Тео был в опасном настроении. Его всегдашняя железная выдержка дала сбой… если только он не отказался от нее сознательно. Выло неизвестно, что он сделает дальше. Мария знала, что должна как можно скорее высвободиться, но не могла пошевелиться. Неторопливые движения и странное ласковое бормотание гипнотизировали ее. Гулко забилось сердце, его медленный ритм нагонял на Мари желание. Все это происходило как во сне…

— Кто вы? — еле слышно спросил Теодор. — Ангел или злой дух, посланный, чтобы мучить меня? Какая ваша черта заставляет мужчину вас хотеть?.. — Он судорожно вздохнул, внезапно напряг руку, гладившую волосы Марии, притянул женщину к себе, другой рукой обнял за плечи, крепко прижал к груди и жадно набросился на ее губы.

В его объятиях не было нежности. Это была властная хватка самца, не признающего отказа. Встревожившаяся Мария попыталась вырваться, но он только крепче прижал ее к себе, продолжая покрывать поцелуями.

— Тео… — взмолилась она.

Едва ли он слышал ее. Он снова бормотал что-то, глядя на Марию сверху вниз лихорадочно горящими глазами.

— Кто вы?

— Самая обыкновенная женщина, — вяло ответила она, — Делающая все, что может… и часто ошибающаяся…

— Нет, вы не обыкновенная женщина. Это маска, которую вы надеваете, чтобы морочить людям голову. А за ней… колдунья… дьявол… ведьма… Дева Мария…

Она вздохнула.

— Дева Мария. Макс говорил…

— Не надо о Максе! — гневно крикнул он. — Забудьте его! Его здесь нет! Здесь я.