При всей своей миловидной внешности, Арина была девушкой самостоятельной, и рано начала заниматься семейным делом – помогать в кондитерской. Как только она появилась за прилавком – резко увеличилось число посетителей, особенно молодых людей.

Кондитерская процветала, Данила был доволен жизнью – все у него складывалось весьма удачно. В последнее время в кондитерскую зачастили свахи, но Выжига не торопился выдавать дочь замуж, мотивируя тем, что слишком молода, «да надо б погодить годок-другой».

Арина же не проявляла к замужеству ни малейшего интереса, но до определенного момента – пока не увлеклась переводными французскими романами, продававшимися здесь же на Стромынке, в издательстве Голованова. Она зачитывалась приключениями благородных рыцарей и труверов, искренне сочувствуя прекрасным дамам, закованным злостными мужьями в пояса невинности. Девушка сделала для себя глубокомысленный вывод: если выходить замуж, то только по любви, иначе жизнь потеряет всякий смысл. Но как определить, что пришла настоящая любовь, а не просто увлечение? Этого Арина точно не знала и, прочитывая все новые романы, склонялась к мнению, что любовь – всепоглощающее чувство, влюбленный человек думает только о предмете своего воздыхания и не мыслит без него жизни. Именно таким определением любви Арина собиралась руководствоваться при выборе собственного мужа.

– Ариша… Я должен тебе кое-что сказать… – говорить ему было трудно, Данила задыхался.

Девушка присела на краешек кровати, отец взял ее за руку.

– Немного мне осталось…

Арина залилась слезами.

– Не плачь… Лучше послушай. У меня в банке Литвинова лежат двадцать тысяч рублей. Завещание я оформил, там же у нотариуса… Прошу тебя, не спеши с замужеством… поверь, как только я умру, охотники до денег налетят на тебя со всех сторон…

– Я обещаю, что не буду спешить, – поклялась заплаканная Арина.

– Ты – девушка самостоятельная, с кондитерской управишься. За прислугой следи, спуску не давай… Им только дай почувствовать слабину… Да и если, что – пистолет знаешь где, в тайнике. Всегда держи его под рукой – ворья полно…

– Я все сделаю, как вы велите, папенька…

– Главное… ты – не моя дочь… – с трудом вымолвил Данила.

Арина посмотрела на отца широко раскрытыми глазами:

– Как это? Что вы такое говорите? Как – не ваша дочь?

– Много лет назад я нашел тебя на дороге, идущей в Сухиничи. Все были убиты, лишь ты осталась жива. Ты была совсем малышка, вот и не помнишь ничего, да и знала только свое имя. Как тебя зовут: «Алиша» … Я даже поначалу и не понял, что тебя Ариной звали.

На утро Данила умер, отказавшись исповедаться, как ни настаивала дочь: слишком много было на его душе тяжких грехов, да еще один добавился бы перед смертью – ложь.

Прослышав про то, что Данилу Выжигу Бог прибрал, она достала из сундука новую шаль, повесила красные стеклянные бусы на шею, накинула меховую душегрейку, поймала экипаж близ дома, и направилась прямиком в купеческий дом Мордасова Николая Порфирьевича, торговца скобяным товаром. Дом Мордасова располагался на Рубцовско-дворцовской улице, что в десяти минутах езды от Стромынки. Сын его Афанасий был парнем смышленым и хозяйственным, помогал отцу в торговле и постоянно пребывал в скобяной лавке на Стромынке, там-то он и увидел Арину, когда она с отцом зашла купить дверные ручки для дома. Ей тогда едва исполнилось пятнадцать, но девушка обрела уже привлекательные женские формы, и Афанасий был сражен юной прелестницей наповал.

Придя вечером домой, он заявил отцу, что намерен жениться, тот, в свою очередь, поинтересовался: на ком же? И узнав, что сия особа – Арина Выжига, рассусоливать не стал (про деньги Выжиги знали многие), тотчас же вызвал Дарью Дмитриевну.