Брел по шоссе человек и вдруг оказался татуированным. Какая-то женщина из будущего, а может, просто колдунья, разрисовала его кожу цветными картинками, которые двигаются, живут — крохотные ячейки, где так же бушуют людские страсти. Но стоит вглядеться в одну из них, как она вдруг начнет расти, вовлекая вас в свой мир. Каждая ячейка — рассказ. Все вместе они образуют татуировку на человеческом теле, но каждый в отдельности ничем не связан с другими. Бессильные помочь себе и друг другу погибают космонавты, выброшенные из взорвавшейся ракеты ("Калейдоскоп"), чудовищная машина перемалывает все то, что мерещится людям в их "звездные часы" ("Бетономешалка"), последнего на земле прохожего увозят на ревущей полицейской машине в сумасшедший дом ("Прогулка"), погоня идет по пятам беглецов из царства атомного фашизма ("Кошки-мышки")…

Вот и получается, что не связанные стихийно друг с другом рассказы складываются, вдруг в мозаичное зеркало, в котором отражается уродливая маска того мира, который сколачивают в могильных ямах "люди осени".

В последующих сборниках "Золотые яблоки солнца", "Лекарство от меланхолии" и "Осенняя страна" Брэдбери вообще отказывается от всякой внешней тематической связи. Там уже нет ни дат перед заголовками, как в "Марсианских хрониках", ни прологов, как в "Человеке в картинках".

Может быть, потому, что писатель еще внутренне не расстался со своими первыми книгами? Недаром рассказ "Были они смуглые и золотоглазые" мог бы дополнить собой хроники, а «Прогулка», как только что упоминалось, внутренне тяготеет к зеркальной мозаике "Человека в картинках".

Советский читатель хорошо знает творчество Брэдбери. Почти все лучшие его вещи были изданы у нас большими тиражами. Новые произведения замечательного писателя лежат в редакционных портфелях и ждут еще своего перевода. В их числе повесть "Недобрый гость" (1962). Одним из эпиграфов к ней взяты строки английского поэта Йитса "Человек влюблен, ему дорого то, что уходит". В этих строках секрет пленительной грусти некоторых рассказов Брэдбери. Это многогранный художник. Скорее поэт, чем беллетрист. Он яростно ненавидит сытых мещан и преклоняется перед такими людьми, как Хемингуэй или братья Райт, зовет к сопротивлению и пишет «поперек», но он удивительно тонко грустит о том, что уходит.

Облетают цветы, бросая вызов мертвой восковой красоте, уходит звездным светом время и любовь иногда покидает сердце. А океан уносит выброшенную на базальтовую гальку русалку, стеклянная волна уносит ее глаза и губы, укачивая, безвозвратно возвращает в глубины голубое прекрасное тело ее. И только смотрит неподвижный человек на световые вспышки океанской голубизны ("Берег на закате"). О чем он думает? Тоскует? Рвется вслед? Осознает, что дошел до края, за которым либо понимание всего, либо небытие?

Кто знает…

Таков Брэдбери — поэт, тонкий созерцатель и мудрый философ, знаток потаенных струн человеческой души. Трагедия и грусть, как сплетенные в ручье водяные струи, пронизывают все творчество Брэдбери. Но никогда не вливаются они в темные стоячие омуты пессимизма. Брэдбери не просто верит в светлое будущее людей, он живет ради этого будущего.

"Помню, когда я был мальчишкой, у нас сломалась сеялка, — говорит герой рассказа "Земляничное окошко", — а на починку не было денег, и мы с отцом вышли в поле и кидали семена просто горстью — так вот, это то же самое. Сеять-то надо, иначе потом жать не придется. О господи, Керри, ты только вспомни, как писали в газетах, в воскресных приложениях: через миллион лет земля обратится в лед! Когда-то, мальчишкой, я ревмя ревел над такими статьями.