Изменить размер шрифта - +
Это вынужденная плата за стремительный прогресс, это жестокое ярмо больших городов. Очевидно, такая обезличка характерна для мегаполиса. Она неизбежное следствие темпа жизни, платформ электрички, тоннелей метро и эстакад хабвея. Но лишь там, где действительно никто никому не нужен, ее ощущают так остро и так повседневно. Это несмываемое клеймо "цивилизации напоказ", где извращена до предела даже сама идея нормального человеческого общения. Что даст еще одно новое изобретение городу, уже сейчас живущему в искусственной атмосфере? Задрай скорее окна своего сверкающего автомобиля, включи эр-кондишн и мчись неведомо куда. Может быть, ты и заметишь на лету сверкающий огнями стенд, рекламирующий очередную новизну. Купишь. А может быть, и не купишь. Но в обоих случаях это не отразится на беге твоего беличьего колеса. Куда ты стремишься? Чего бежишь? Нет ответа… Если ты наделен бессмертной искрой и всесжнгающим беспокойством, может быть, станешь изобретателем. Какая мысль придет тебе на вираже эстакады? О чем ты подумаешь под расцвеченным неоном ночным небом среди шума и грохота, среди сплошного потока как будто бы веселых и в общем-то сытых людей. Ты откроешь тайну сухой воды и вспомнишь о людях, строящих города в пустынях. Но неужели не коснется твоего сердца совиное крыло предчувствия? Неужели не провидится тебе одинокая койка в сумасшедшем доме или та мучительная спазма, от которой ты задохнешься, так и не успев осознать, что убит?

Но такова участь изобретателей. Они не могут остановиться. Что ж. Иди, изобретай… В лучшем случае ты достигнешь того же, что и смешной гений ("Эксперт" Май Рейнольдса). Твои творения купят, чтобы положить их под сукно. А это, в сущности, не так плохо. Ты сможешь прокормить и себя, и семью, всегда сумеешь заплатить за выпивку. Постепенно алкоголь отучит тебя изобретать, и постоянное надоедливое беспокойство отпустит твое сердце. Тебе не в чем упрекнуть себя. Мир не хочет новинок. Но он великодушен к тебе, этот мир. Пусть лучше мысль умрет под сукном, чем воплотится в нового Франкенштейна. Поэтому… пей. Твой суперцереброграф, как, впрочем, и времесместитель ("Мгновенье вечность бережет" Роберта Туми) — всего лишь игрушки, забавные пустячки. Можно лишь радоваться, что смещение времени вызвало к жизни бронтозавра, а не, скажем, грузовик с гитлеровскими штурмовиками. Но, говорят, у пьяных есть свой добрый бог. У пьяных героев научно-фантастических рассказов и у создателей этих героев, изображающих камерные сюжеты, "добрый бог" не дает довести мысль до логического конца. Они выдают свой новый компонент и спешат к случайной развязке, обрывают повествование, чтобы было "все тихо". В противном случае пришлось бы сделать такие же беспощадные выводы, к которым пришел в своей великолепной «Попытке» Шервуд. Здесь, действительно, до конца соблюден принцип гомеостата. Новое ворвалось в мир, пришло с ним в столкновение и, достигнув равновесия, утвердилось. Такова, во всяком случае, схема кибернетической игры. Математика с трудом описывает явления скрытые. Она обходит и то, что мир способен на время изолировать, как бы исключить из обращения новый элемент, и то, что такой мир уже обречен. Он неизбежно взорвется. Если в обществе начинают говорить (цитирую Шервуда): "Нечего нам копаться в старой грязи…", "Подобные вещи лучше всего простить и забыть…", "Ничего подобного никогда не происходило, а если происходило, то помнящие об этом все равно отпетые лгуны и клеветники", значит, такое общество начинает бороться не за будущее, а за свое, очевидно, не совсем блистательное, прошлое. Такая борьба ведет к неизбежному проигрышу именно завтрашнего дня, то есть к полному поражению. Мир Шервуда не принял гениальное изобретение, способное восстановить любую историческую истину, ибо вообще не хотел никакой истины. "На психологию слишком долго воздействовало извращение истины". Это звучит, как афоризм.

Быстрый переход