Он в свою очередь подошел к заключенному.
– Гарн, – сказал он, – могу ли я что-нибудь сделать для вас? Нет ли у вас последнего желания?
Осужденный приподнялся, напрягая все силы, и из горла у него вырвался хрип:
– Я… я…
Но язык не повиновался бедняге, и он снова рухнул на стул.
Присутствовавший тут же тюремный врач отвел в сторонку заместителя прокурора.
– Какой-то ужас, – сказал он. – Похоже, парень потерял дар речи. С тех пор, как мы пришли, он не произнес толком ни слова. Научно это называется «торможение». Я читал об этом, но самому наблюдать не приходилось. Понимаете, этот человек жив, но он уже чувствует себя трупом. Поэтому сознание его настолько затемнено, что он даже не в состоянии произнести сколько-нибудь осмысленную фразу…
Дебле движением руки отстранил всех толпящихся у стола.
– Господин Авар, – сказал он. – Будьте добры сделать запись в тюремном журнале.
И пока начальник Службы безопасности указывал в журнале, что осужденный Гарн изъят из тюрьмы для приведения в исполнение смертного приговора, палач достал ножницы, распорол на узнике рубашку и отрезал прядь волос, закрывавшую шею. Его помощник тем временем связал запястья жертвы веревкой. Закончив, Дебле сделал знак прокурору Республики:
– Пора!
Подручные палача взяли осужденного под руки и поставили на ноги. Собрав все силы, тот прорычал:
– Я-a… не-е…
Но никто уже не слушал.
Кордон полицейских едва удерживал огромную толпу зевак, желавших пробраться поближе к гильотине. Особенно усердствовала компания из «Свиньи святого Антуана».
Бузотер, удобно устроившись на могучих плечах Жофруа-Бочки, подзадоривал всех истошными воплями. Папаша Бонбон орал полицейским:
– Ребята, пропустите нас, и тогда сегодня вечером я напою вас вином бесплатно!
Жандармы не обращали на него внимания, пропуская лишь тех, у кого был специальный билет. Внезапно толпа зашумела с новой силой. Конные жандармы, гарцевавшие возле гильотины, обнажили сабли.
Жюв взял Фандора за руку:
– Отойдем туда.
И они подошли к аппарату смерти с той стороны, с которой в корзину должна была упасть отрубленная голова.
– Отсюда нам будет хорошо видно, как этот мерзавец расстанется с жизнью.
Юноша судорожно сглотнул.
– Привыкай, репортер, – сказал инспектор. – Ты должен иметь лучшее место для обзора. Именно здесь я стоял, когда был гильотинирован Пенье. И отсюда я видел, как казнили отцеубийцу Душмена пятого августа тысяча девятьсот девятого года.
Полицейский замолчал. Из ворот тюрьмы Санте показалась зловещая повозка. Все следили, как она медленно приближается. Воцарилась тишина.
Наконец повозка остановилась напротив ступеней эшафота, с противоположной стороны от Жюва и Фандора. С запяток проворно соскочил мэтр Дебле и, опустив на землю заднюю крышку фургона, образовал нечто вроде трапа. Вниз спустился бледный, растерянный священник, и следом за ним помощники палача вывели осужденного, стараясь до поры держать его спиной к эшафоту.
Фандор вздрогнул.
– Боже мой! – прошептал он.
Все шло очень быстро. Подручные палача с ловкостью, свидетельствующей о немалом опыте, провели осужденного по ступенькам и подтолкнули его на помост.
Жюв взглянул вверх.
– Смелый парень, – проговорил он. – Даже не побледнел. Обычно они ведут себя куда хуже…
Помощники мэтра Дебле поставили приговоренного на колени. Отработанным движением палач ухватил его за уши и с силой притянул голову к себе, чтобы шея попала в люнет. |