— Кстати, как там дети: пишут тебе?
— Кстати? (Следует лёгкая улыбка.) Нет. Не пишут. Говорят по скайпу. Каждый вечер, когда ты уже спишь. Прости.
— Да нет, ничего, — мужчина слегка вздыхает. — Так у них всё идёт по плану?
Привычка — вторая натура. Хочешь добиться точного ответа — спрашивай точно и дословно. Хотя можно схитрить, выдав действительное за желаемое.
Не очень желаемое.
— Не вполне по плану. Земля тянет книзу. Но ведь так всегда — чего уж ожидать от этого создания Мары. Девочке трудно на суше, во время прогулок ноги начали отекать. Мой сын о ней беспокоится. Говорит, как бы не пришлось с нею в море уходить, на приливную полосу. В восьмидесятых годах прошлого века такое рекламировали даже врачи, говорит.
— Я бы на вашем месте о таком даже и думать не смел.
Тихая вспышка характера. На самом деле — что ему до них? Его сын никогда не станет рисковать своей милой. Во всяком случае — в здравом уме.
— Иногда мне кажется, что моя Гаянэ собирается родить дельфина.
— Не шути так. Хотя отчего же такому не сбыться? Жизнь вышла из моря. Богиня родилась из морской пены.
— Теперь ты шутишь, верно?
Боорцоги кончаются чуть раньше кофе. Жена убирает столик вместе с посудой — от ножек на простыне остались вмятины, всё-таки он мало приспособлен к такому делу. Уносит прочь — споласкивать тарелку, мыть пустые кратеры из-под кофе, некогда кипевшего тяжёлой вулканической лавой.
Теперь, набравшись заёмной бодрости, можно одному похромылять в ванную — эвфемизм санузла. Неплохо получается, однако. Эрденэ успокаивает, что скоро восстановятся все до одной нарушенные функции. А как насчёт благоприобретённой агорафобии — с ней-то что будет?
Стены спальни-кабинета — граница личного государства. Кровать — укреплённый замок на холме. Клозет (очень уместное словцо) — место сугубой приватности. Даже если и есть прослушники (а их таки нет, Эрдэ бы точно знала) — журчание воды заслоняет шум мыслей. Шум в мыслях.
Здесь Алексей может упереться руками в специальные боковые поручни по краям — и всласть предаться воспоминаниям.
Вся история началась в разгар лета — июнь, август, может быть, самый конец мая, если погода была необычайно жаркой? Бог мой, как часто в последние годы случается необычное, аномальное.
Переходной мост, неровно покрашенный в извечный голубенький железнодорожный цвет поверх облупленной ржавчины. Перила, оковки бетонных ступеней, какие-то невнятные сетки на самом верху, над головой. Александр Беляев, «Властелин разума», там герой тоже ходил обряженным в похожую стальную паранджу. Экранировался от биотоков.
И молодая женщина, как ныне говорят, среднеазиатской внешности. Тоже вся в ярко-голубом: платье до колен, лента в гладких смоляных волосах.
Алексей бы и внимания на неё не обратил, но поймал затылком вопрос:
— Не знаете, электричка на Москву скоро пойдёт?
Голос был низкий, звонкий, удивительного какого-то тембра… позже Алек всё пытался воспроизвести его в голове, но не мог. Вот при ней самой — ещё как-то, а без неё — ну никак. А сейчас улыбнулся, ещё не разглядев хорошенько лица. Поймав уголком глаза.
— Через полчаса обыкновенный, а экспресс — на пять минут раньше, — ответил он. — Считайте, что вам повезло.
— Мне уже повезло без счёта, — отозвалась женщина.
Тут он, наконец, обернулся.
Азиаточка сжимала в охапке портфель, прижав к груди. Пухлый, старомодный и похожий на грудного младенца в конверте.
— Книги?
— Ну да. Учебники. Экзамен с плеч свалила. |