— Она идет вдоль. И дворец и храм выходят на ту дорогу. И она прямая как стрела.

— Куда же я должен идти?

— Сойдя на тот берег — налево! Ты увидишь пекарню и обогнешь ее. Узкая улочка выведет тебя на площадь, тесную, как комната. Становись лицом к востоку — там будет дом. И ты увидишь окно, единственное в своем роде: широкое и высокое. Это красавица Ка-Нефер устроила его так, чтобы гулял в доме сквозной ветер. Устроила на манер хеттов. Я скажу тебе сущую правду: она будет тебе другом. Как мужчина.

Для Нефтеруфа этой рекомендации было мало. Великая подозрительность гнездилась в его сердце, и он не мог довериться женщине, особенно если она красива.

— Она красива. Очень красива и приятна собой, — подтвердил Шери, — но голова ее — вместилище мужской доблести и мудрости.

— Кто ее муж?

— Он — рисовальщик и ваятель. Человек молодой и тихий. Родился и вырос в Уасете. С утра он месит глину или долбит камень.

— Есть ли у нее дети?

— Она бесплодна.

Внизу, на переправе, появился какой-то человек.

— Шлюпку для гонца! — крикнул он.

Где-то в камышовых зарослях заплескалась вода под веслами.

— А кто требует? — донеслось оттуда.

— Гонец из Абу! К его величеству фараону — жизнь, здоровье, сила!

— Шлюпка идет к причалу!

Нефтеруф схватил Шери за руку.

— Слышишь? — прошептал он.

— Да.

— Из Та-Нетер!

— Да.

— Это за мной!

— Нет!

— Он сообщит, что я бежал.

— Может быть. Но ведь бежишь не только ты один. Не только тебе опостылела жизнь в золотых рудниках.

— Это верно.

— Люди встают для битв.

— …и победы!

Гонец, как видно, уселся в шлюпку. И она поплыла к другому берегу. Эти двое проводили ее взглядом до самой середины реки, где она смешалась с предрассветными тенями.

Нефтеруф не сводил глаз с города и его главного дворца. Это чудо, воистину чудо, сотворенное за три года! Вырос город, вырос город на ровном, пустынном месте. Город, не уступающий красотой прославленной Ниневии и даже самой столице хеттов! Но это — красивый, проклятый город, и строил его проклятый человек…

— Курва он, курва! — задыхаясь, проговорил Нефтеруф.

Шери понял, о ком речь…

«…Этот женоподобный ублюдок загнал нас в нору. Мы едим в той норе землю. И в наших глазах — песок! Знать всей Кеми — в той самой норе. Он загнал нас в нору! Я пришел сюда умереть. Но умру не только я! Не только я! Не для того шел я через пустыню и не для того ел землю…»

Нефтеруф чуть не рвал одежду на себе; гнев его беспределен. Это был взбесившийся буйвол.

— Курва он! Слышишь, Шери?! Сволочь он, сволочь, сволочь, сволочь!..

Шери усадил его на землю. Чтобы поостыл Нефтеруф. Чтобы разум его возобладал над гневом… Долго еще ругался Нефтеруф, а потом — утих. Ровнее задышал. Успокоился. Совсем. Прошел самум, и все улеглось…

И они снова вернулись к Ка-Нефер.

— Мне она обязана жизнью, — сказал Шери. — Десять лет тому назад, когда выстроили этот проклятый Ахетатон, ее чуть было не выкрали вавилонские купцы. В провинции Гошен я повстречал их, и она бросилась ко мне. Мать ее хеттитка, а отец — отважный воин из Мен-Нофера. Я спас двенадцатилетнюю девочку из плена. Воистину это львица в облике кроткой девы, и слово мое для нее — закон. Она ждет тебя.

Шери передал своему другу кусок папируса — точнее, обрывок — с печатью на нем и коротким, малопонятным для постороннего набором заветных слов…

Нефтеруф жадно выискивал в странной темноте очертания ладьи.