Глаза мои невольно остановились на маленьком металлическом зеркале, которое висело на стене, и на его блестящей поверхности я увидел слова, начертанные огненными буквами: «Ученик Изиды, будь верен египетской религии». Я хотел встать, хотел оторвать глаза от зеркала и не мог: оцепенение всего моего организма все более и более усиливалось. Я продолжал лежать как камень и все перечитывал таинственные слова, значение которых от меня ускользало.

Несколько сильных толчков вывели меня из этого состояния. Предо мною стояла мать и твердила в недоумении:

— Пинехас, Пинехас, что с тобой? О чем ты грезишь с открытыми глазами, неподвижный как статуя? Вставай скорее и пойдем. Приехал Энох и хочет тебя видеть.

Я с трудом поднялся с кушетки и, умывшись холодною водою, последовал за Кермозой.

Мы вышли через потайную дверь в садовой стене и направились к дому, в котором до той поры я ни разу не был. С первого взгляда видно было, что дом этот, некогда нежилой и заброшенный, был обитаем. Во дворе и в саду сновало множество слуг, все евреи, и при встрече кланялись нам. Моя богатая белая одежда и гордая осанка, очевидно, внушали им почтительный страх. Один молодой еврей проводил нас в залу, где мы нашли Эноха, сидящего за столом, на котором были приготовлены фрукты и амфора вина. При нашем появлении он быстро встал и заключил меня в свои объятия, потом, усадив с собою рядом, принялся расспрашивать. Лицо его сияло живейшей радостью.

— Наконец ты с нами, Пинехас, взрослый, красивый и мудрый. Иегова да благословит тебя, милое дитя.

Я пожал ему руку и поблагодарил, что он дал мне возможность поступить в храм и учиться.

— Я охотно сделал бы для тебя и больше. Видишь ли, я человек одинокий: был женат три раза, и все мои жены умерли, не оставив мне детей. Но у меня есть сын, в жилах которого еврейская кровь смешалась с кровью египтян, и ему-то хотел бы я передать все, что имею… Пинехас, ты не угадываешь, кто этот сын?

Жгучий взор Эноха заставил меня вздрогнуть, и смутно-тяжелое чувство сжало мне сердце.

— Сын этот — ты, — продолжал еврей. — Я тебя люблю и надеюсь, что ты не откажешься быть преданным мне душой и телом.

Я поднялся с места, бледный от волнения. Наконец мне пришлось узнать, кто мой настоящий отец и что было причиною моего странного сходства с людьми семитической расы.

Бурные чувства боролись в моей душе: стыд и отвращение поднимались в ней при мысли о принадлежности к этому презренному народу, в то же время алчность внушала желание это скрыть, чтоб не упустить богатства, связанного с этим родством, столь унизительного для гордого египтянина.

— Итак, сын мой, — тожественно спросил Энох, — хочешь ли ты тайно перейти в веру Израилеву и сделаться поклонником Иеговы, единого истинного Бога? Все уже готово для принятия тебя в среду нашего народа и назначения наследником огромных моих богатств. Кроме того, мы хотим сочетать тебя браком с еврейской девицей и тем привязать к нам еще более тесными узами.

При этом предложении я отшатнулся, и в глазах у меня запрыгало металлическое зеркало с огненной надписью: «Ученик Изиды, будь верен египетской религии».

— Нет, — отвечал я с энергией, — я сделаю для тебя все, кроме этого. Но ты — друг Аменофиса, ты, по-видимому, разделяешь его мнения. Почему же в таком случае моя вера тебе противна и ты требуешь, чтоб я изменил ей?

— Сын мой, — отвечал Энох, садясь, — именно потому, что я разделяю мнения Аменофиса, я и не могу признавать богов, а только Иегову, единого Бога, Творца и Промыслителя вселенной.