Вернувшись домой, я нашел всех своих в сборе. Хам также находился тут и не умолкал о событиях этого утра. Когда я вошел, он разглагольствовал о дерзости нечистого еврея, о неслыханном нахальстве его речи, об истинно царственном достоинстве Мернефты и о чувствах, которые Хам и все прочие испытали во время этой аудиенции. Мать и сестра засыпали меня вопросами, едва дав мне время выпить чашу вина.

— Назначен великий совет, — сказал я. — Аамес поехал к правителю города с повелением собрать всех начальников и надзирателей над евреями. Будут обсуждать, какие назначить им новые работы. Мернефта и Сети согласны в том, что необходимо подавить заговор, не давая евреям досуга слушать подстрекательства к возмущению.

— И они вполне правы, — заметил мой отец, — эти грязные ватаги слишком мало работают. Но не слыхал ли ты, совет будет тайный?

— Не знаю. Кроме должностных лиц, о которых я упоминал, приглашены еще главнейшие жрецы, потому что Мезу искусный волшебник, а с подобными людьми опасно иметь дело без помощи мудрецов.

Мы долго толковали об этих поразительных новостях дня. Все были взволнованы, предчувствуя что-то недоброе. Мать моя говорила о страшных предсказаниях, о которых узнала от благородной Гернеки, и оказалось, что Хам слышал то же самое в Фивах от своего двоюродного брата, жреца храма Амона.

На третий день после этого бурного дня фараон пожелал отправиться в храм бога Ра, своего предка, так как в тот же вечер должно было состояться заседание великого совета. В ту минуту, когда царь сходил с колесницы, чтобы сесть в шлюпку, группа людей выступила ему навстречу. Мы узнали Мезу с его спутниками и взялись за мечи, но Мернефта сделал нам знак успокоиться и надменно спросил:

— Что ты еще хочешь от меня, Мезу? Ты уже выслушал мой ответ.

После минутного молчания Мезу сказал:

— Я хочу того же, что и прежде. Повторяю тебе, фараон, отпусти народ Израильский. Великий Бог требует этого, его могущество безгранично, и он тебе это докажет. Сегодня я еще прошу и убеждаю, но страшись, когда начну угрожать, и трепещи пред карой, которая постигнет тебя за упорство.

В продолжение этой речи жгучие глаза его были прикованы к лицу фараона. Мернефта, видимо, испытывал тягостное чувство: взор его отуманился, и он несколько раз проводил рукою по лбу.

— Смотри, — продолжал Мезу, взяв у проходившей девочки кувшин с водой, который она несла на голове, — воля Бога моего может превратить в кровь эту чистую, прозрачную воду…

Он вылил воду из кувшина, и все мы с трепетом увидели, что по земле разлилась большая лужа крови, а на краях сосуда еще дрожали красные капли, сиявшие на солнце как рубины.

— Предупреждаю тебя, что если ты будешь продолжать удерживать избранный народ Иеговы, то он превратит в кровь воды Нила. Все рыбы в реке издохнут, и воздух наполнится смрадом.

Царь смотрел на кровавую лужу, бледный и неподвижный, точно его обворожил огненный взор чародея. Но вдруг он быстро тряхнул головой, как бы сбрасывая с нее невидимую тяжесть, лицо его вспыхнуло, глаза сверкнули, и, отвернувшись от Мезу, он прыгнул в шлюпку и сказал ему через плечо:

— Ты ошибся, думая запугать меня своими чарами. Ты искусный волшебник, но именно из-за этого я не отпущу с тобой евреев.

Мезу топнул ногой и некоторое время провожал мрачным взглядом царскую шлюпку, затем повернулся и исчез в толпе.

Фараон казался озабоченным и долго пробыл в святилище, наедине с верховным жрецом храма. Но когда наконец он вышел оттуда, лицо его было величаво, взор прояснился. Благосклонно шутя с окружающими насчет Мезу и тухлой рыбы, которой он собирается угощать египтян, государь возвратился во дворец.