— Я вижу, что ты искусный маг, — сказал он. — Итак, если через три дня мои мудрецы не успеют возвратить воде Нила ее чистоту и ты сам разрушишь свои чары, приходи ко мне, и я отпущу тогда евреев.

Мезу и Аарон удалились, а царь пошел во внутренние покои в сопровождении коронных советников и ученых жрецов.

— Теперь объясните мне, как вы будете действовать? — спросил он последних.

— Великий государь, — отвечал верховный жрец, — мы теперь знаем, в чем дело. Нам придется потерпеть еще три дня, за это время, как он и предсказывал, начнет издыхать рыба. Так как ты обещал освободить евреев, если Мезу сам разрушит свои чары, то он снимет свою волю, и воды Нила будут чисты по-прежнему. Тогда нам будет легче действовать на них собственною силою, и мы не только уничтожим чародейство, но и не допустим вторичного совершения его.

Весьма обрадованный, я поспешил домой успокоить своих, которые ждали меня с нетерпением и также предпочитали всевозможные бедствия освобождению евреев.

Прошли три тягостных дня. Действие чар продолжалось, мертвые рыбы, выброшенные на берег, распространяли зловоние.

Наконец наступило утро четвертого дня, и когда на заре я ехал во дворец, то воды священной реки все еще были темно-красного цвета.

Фараон нетерпеливо прохаживался по внешней галерее, примыкавшей к той плоской кровле, с которой он говорил с народом, когда Мезу и брат его явились пред ним, требуя исполнения данного обещания.

— Хорошо, — мрачно ответил Мернефта, — избавь нас от кровавой воды и тогда уводи свой народ.

— Нынче вечером, — сказал Мезу, и молния сверкнула из его глаз, — вы избавитесь от этой язвы…

Страшный шум, поднявшийся на улице, прервал его речь. Царь быстро взошел на плоскую кровлю, куда за ним последовали оба еврея и его свита. Со всех сторон на улицу сбегался народ с криками радости. Люди бросались друг другу в объятия, воздевали руки к небу, благословляли царя, а с берегов Нила, который сверкал на солнце снова чистый как кристалл, приближалась ко дворцу громадная толпа, с триумфом неся на плечах мудрецов и чародеев.

Как я потом узнал, в то время, когда Мезу был у царя, они собрались на берегу реки, прочли заклинания и обратились к богам с горячею молитвою. Тогда на виду всего народа красный цвет воды начал бледнеть, и вскоре река стала чиста по-прежнему.

Я взглянул на пророка. Бледный, с поджатыми губами, стоял он у балюстрады, и глаза его метали пламя, словно хотели обратить в пепел радостную толпу, волновавшуюся под его ногами.

— Ну, великий посланник бога богов, — сказал царь, обернувшись к нему, — ты видишь сам, что наши мудрецы избавили нас от твоего колдовства. Ступай же и скажи своему Иегове, чтоб он придумал что-нибудь получше, если хочет освободить своих «избранников».

Бледное лицо Мезу вспыхнуло, но он не ответил ни слова, отвернулся и быстро ушел вместе с братом, дрожащим от гнева.

Фараон иронически захохотал им вслед, и царский смех, которому усердно стали вторить все окружающие, звучным эхом отозвался в залах, галереях и переходах, словно тысячи насмешливых голосов издевались над посрамлением уходящих евреев.

— Теперь, — сказал Мернефта, — отправимся все в храм возблагодарить богов и принести жертвы, достойные той великой милости, которую оказали нам бессмертные.

Наступившее затем время было очень веселое.