А вот еще семейство – обеспеченные люди, летят, очевидно, в отпуск. Двое детей подростков уткнулись в телефоны, а малыш лет пяти дремлет на руках у матери, молодой полноватой женщины. Отец семейства тоже уткнулся в телефон – но он, похоже, продолжает работать, судя по сосредоточенно нахмуренным бровям и напряженному взгляду. Что ж, большая семья – большие расходы.

Еще поодаль расположился молодой, спортивного вида мужчина, коротко стриженный, в неброской на вид куртке и синих джинсах. Он тоже уткнулся в какой то гаджет и дополнительно отгородился от мира наушниками. Тина мысленно поставила ему высший балл – вот так надо нырять в свое личное пространство, без остатка.

У Тины был навороченный телефон с золотистым яблоком на корпусе, но он лежал где то глубоко на дне рюкзака, и, скорее всего, там и останется, потому что Тина не понимала, зачем он вообще нужен, такой. Разве что для музыки – в нем помещалось множество разных мелодий, но чтобы слушать музыку, ей гаджеты были ни к чему, потому что музыка звучала в ней всякий раз, когда Тина хотела ее слышать. А для звонков у нее был старенький «Самсунг» на две карточки, он исправно обеспечивал связь с внешним миром, хорошо держал заряд и не ломался, если вдруг падал на пол или в ванную с водой. Или в фонтан.

А всех этих «вконтактов» и прочих «инстаграмов», «твиттеров» и что там еще придумали граждане, чтобы потешить свой нарциссизм, Тина не понимала. Кому какое дело, куда она ездит, что она видела и что обо всем этом думает – лично она, Тина Тобольцева, а не безликий журналист с вымышленным именем? Статьи в журналах – это одно, они никак не соотносятся с ней лично, она даже подписывается псевдонимом, а завести личный блог, чтобы выкладывать туда свою жизнь, – этого Тина в принципе не понимала.

И читать чужие извержения и подробности она не станет, ей нет никакого дела до чужих поездок и впечатлений.

Тина откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Похоже, несмотря на сироп от кашля, болезнь все таки добралась до нее и температура поползла вверх. Тина ужасно боялась болеть, потому что всякий раз она себя чувствовала просто на грани жизни и смерти. Болезнь всегда налетала внезапно, как грабитель в подворотне. Тина ходила, что то делала – и тут вдруг ее валили с ног температура, ужасная боль в горле и лихорадка, от которой не было спасения. Тина поняла, что сейчас сесть в самолет и лететь в чужую страну – глупость несусветная, она и за руль то вряд ли сядет сейчас, а что то надо делать? Ну ладно, чемодан – он уже уехал в грузовой отсек самолета, и когда окажется, что ее нет на борту, чемодан снимут. И даже если он потеряется, там нет ничего ценного – ну, разве что фотоаппарат, но это невелика потеря. Потерять рюкзак с Боней и наволочками – вот это была бы катастрофа, а серый чемодан, забитый вещами, которым запросто можно найти замену, – да бог с ним, с этим чемоданом.

Тина подхватила рюкзак и вышла из зала ожидания. Девушка у стойки регистрации была занята, какая то пассажирка шумно скандалила, туда уже спешили охранники. Тина поморщилась, как от зубной боли: дама напомнила ей Милу, жену Михаила Леонтьева. Тина терпеть не могла таких людей, а их вокруг становилось все больше, стоило только выйти за пределы той зоны комфорта, которую Тина себе наметила.

Она прошла мимо подземной парковки, здраво рассудив, что за руль ей садиться нельзя. Таксисты, увидев добычу, слетелись к ней, и Тина совсем уж было решила вернуться назад и попробовать доехать самостоятельно, потому что ее тяготили и сами шумные таксисты, и мысль об их машинах, в которых полчища микробов и бог знает каких болезней, учитывая количество пассажиров.