Сергей Юрьенен. Фашист пролетел
...Мне вдруг представилось одно странное соображение, что если б я жил прежде на луне или на Марсе и сделал бы там какой-нибудь самый срамный и бесчестный поступок, какой только можно себе представить, и был там за него поруган и обесчещен так, как только можно ощутить и представить лишь разве иногда во сне, в кошмаре, и если б, очутившись потом на земле, я продолжал бы сохранять сознание о том, что сделал на другой планете, и, кроме того, знал бы, что уже туда ни за что и никогда не возвращусь, то, смотря с земли на луну, - было бы мне все равно или нет? Достоевский, Сон смешного человека
Часть первая ЗНАМЯ ЮНОСТИ
За фабричной заставой, где закаты в дыму жил парнишка... Из кинофильма "Они были первыми"
1 В карих глазах вдруг вспыхивает огонь злорадства: - Смотри! Стенич снова в зеленых! Эти десятиклассницы произвели на него впечатление еще в первый день, когда, на общешкольной линейке, выбивали дробь из барабанов и поднимали свои красивые ноги по обе стороны от знаменосца Стенича. Сейчас, когда они обе снисходительно оглянулись на их притормозившую шеренгу, он, в ней крайний слева, даже обмер: не он ли привлек внимание? Увы, он остается в общей массе, а указательный с запретным маникюром направлен на Знаменосца - на его носки. Болотного цвета, носки отнюдь не бросаются в глаза: обычный ширпотреб, в любой галантерее... Но Стенич заливается вдруг краской - всем лицом. До самой ноздри с янтарными и черными точками угрей. До волевого подбородка. До самых корней своих кудрявых волос. Бежать ему при этом некуда. Затор. В дверях, открытых лишь наполовину, давятся бугаи из десятого. А сзади нажимает их девятый класс. - Похоже, у нас это становится привычкой? Они сестры, почти близнецы. Обе состригли косы, завитки каштановых волос ложатся на прямые плечи по-взрослому красиво. Прищелкивают низкие их каблуки; колени, облитые запретными чулками, нервно поталкивают полузастегнутые, свежеисцарапанные портфели зеркально-черной кожи с нездешним узором - крокодиловым. - Вызов бросаешь, Стен? - Дуры, думаешь, и книжки не читают? - Например, про Дориана Грея? Слезы брызгают, как из пульверизатора. Опрометью, чтобы скрыть, Стенич бросается на лестницу, плечом задевая многострадальную дверную створку; барабанщицы за ним. И снова по ушам звонок - последний из последних. Что уровень развития здесь выше, это предполагалось, но подобной сверхчувствительности он не ожидал, тем более, у здоровенного амбала: с чего бы это? Вопрос, проклюнув скорлупку, тут же растаптывается стадами прущих сзади классов и пропадает в гулком гаме еще одного сентябрьского дня, отмученного в новой школе. За порогом которой сестрицы, зажав портфели между ног, отстегивают друг дружке с черных шелковых бретелей комсомольские значки, их застает директор Бульбоедов: "Не стыдно? Батька краину представляет в ООН, а вы? И чтоб в капронах больше не являться!" Ему же, поднимаясь на крыльцо, подмигивает: - Выше знамя, Александр! Портфель за воротами расстегивается. Трофейный - Александр с детства его помнит. С этим портфелем отчим в Ленинграде проходил всю Бронетанковую академию. Ничего ты не понимаешь, это же не какой-нибудь там совремённый заменитель: свиная кожа! Баварской выделки! Память моя о Мюнхене! Далее, как обычно, следует рассказ о том, как в мае 45-го с хорошим другом они кинули в спортивный "хорх" пару автоматов и, забив на все болты, дали газу по маршруту Вена-Линц-Зальцбург, а там, перекрестясь, решили оторваться в Мюнхен, занятый американцами. Такого автобана, как Зальцбург-Мюнхен в жизни он больше никогда не видел. Прокатились с ветерком, пивка баварского попили, еще и с собой ребятам привезли, для чего он, кстати, и подобрал в развалинах портфель. |
