Стало почти светло, но пока еще никакого намека на солнце не было. Край востока окрасился серебристо-голубым, трепетал воздух вдали, но ни одной золотистой или розовой ниточки, которая обещала бы восход, не появилось.

– Правда, где же солнце?.. – растерялся Иван.

– Значит, мы действительно попали в иное измерение. Времени нет. Рассвета не будет, – быстро произнесла Валя, почти веря своим словам.

– Что же делать? – серьезно спросил он, намереваясь опять поцеловать ее.

– Нет, погоди... По-моему, уже ничего нельзя исправить!

– И мы никогда не увидим солнца?

– Никогда, – торжественно и даже как-то зловеще произнесла она. – Механизм, с помощью которого вертелась Земля, сломался. В общем, этот наступил, как его...

– Апокалипсис, – с восторгом подсказал он.

– Вот именно! Конец света...

Они засмеялись, а потом опять принялись целоваться, словно сумасшедшие.

– Как же я так влюбился, как же так...

– Точно так же, как и я. Ванечка...

– Что?

– Нет, просто... Ванечка. Ты – Ванечка. Как мне нравится называть тебя так! Ты – Ванечка...

И в этот момент восток озарило нежно-розовым светом. Рябь побежала по реке, и стало видно, как она неумолимо течет вперед. Где-то далеко закричал петух – все ожило, прохладный утренний ветер зашуршал в листве, стало слышно, как в небе гудит самолет.

– Ну, слава богу, – пробормотала она. – А то я уж и в самом деле начала беспокоиться...

– Ты красивая, – сказал он, отводя от ее лица волосы. – Ты знаешь об этом?

– Теперь знаю, – улыбнулась она.

– Ты сама как солнце. Что ты делаешь сегодня?

– Сегодня? – удивилась Валя. – Ну я не знаю... Ой, Ванька, у меня уже губы болят!

– Я тебе свидание хотел назначить.

– Пожалуйста, назначай! – великодушно сказала она. – Сколько угодно!

– Нет, я передумал, – сварливым голосом произнес он. – Лучше не так... лучше ты вообще не уходи. Ты не уйдешь?

– Нет...

Солнце поднялось уже довольно высоко, а они все сидели и сидели, тесно прижавшись друг к другу, не в силах расцепить своих объятий. Мимо прошел рыбак с удочкой в руке, в высоких резиновых сапогах и со щетиной на лице, больше похожей на проросшую проволоку, чем на обычные волосы. Он с изумлением посмотрел на них и сказал стандартное:

– Совсем стыд потеряли...

И осуждение, и зависть, и тоска об ушедшей юности – все было в этой короткой фразе. Иван с Валей проводили его взглядом, но разорвать объятий все равно не смогли.

– Надо идти, – шепотом сказала Валя.

– Ты же обещала! – возмутился Иван.

– Нет, правда, надо. Мама будет волноваться, я знаю, и воображать всякие ужасы. Она всегда воображает всякие ужасы, когда меня долго нет дома. Слушай, а ты Илье скажешь?

– О чем?

– О нас.

– Нет. Зачем? Ему-то какое дело... – пожал Иван плечами.

– Я ему не нравлюсь.

– Мне-то какое дело! Зато ты мне очень нравишься...

– Ванечка... – счастливо потянулась она.

В начале седьмого они наконец нашли в себе силы встать и отправились в сторону поселка. Мимо прошла чета отдыхающих – любители раннего купания, с полотенцами на плечах.

– Если ехать в соцстраны по приглашению, то тебе, Генрих, поменяют пятьсот рублей, – громко говорила дама своему спутнику.