В общем, он на сцену вылезет. Тут к гадалке не ходи — вылезет. И тогда нужно стрелять, не думая. Сразу палить.

Стрелять Крест умел, попадать тоже.

Сразу станет хорошо. Он сам поднимется на сцену, ребята помогут, мудаков из «Щита» побьют, ребят много, они — сила. Крест скажет людям, что все беды — от жидов и хачей. И пидоров тоже гнать. Люди же не слепые. Они поймут. Они пойдут и все вместе наведут порядок. Россия — для русских.

Крест улыбнулся. Его мама могла бы поклясться — так ее мальчик, ее блудный сын, забывший свой народ, поменявший фамилию на отцовскую — Иванов, не улыбался с детства. Но мама его не видела. Год назад она переехала в Израиль.

Светловолосый лбина слева повернулся. Медленно. Крест узнал спортсмена — прихвостень Каверина и его любовник. Точно. Выстрелить два раза не дадут. Спортсмен стоял совсем близко, руку протяни — дотронуться можно. Глаза у светловолосого стали совсем пустые. Узнал, что ли? Не, не мог узнать. Ни разу не видел.

Вокруг завопили. Крест отвлекся, оглянулся — на трибуну вышел Каверин. Блин, пора, совсем пора! Он достал пистолет из потайного кармана.

Стасу Кониченко доложили, что скины готовят покушение, и он был начеку. С высоты своего роста Стас разглядел группу скинов и двинулся к ним сначала присмотреться, но с каждым шагом в нем просыпалась ярость животного, оберегающего свою стаю. Разум погрузился в багряный туман. «Убей, убей, убей», — пульсировало в сердце и разносилось кровью.

Стас ходил в спортзал каждый день, занимался единоборствами. Его учили, что на расстоянии вытянутой руки даже безоружный может справиться с вооруженным. Скин направил пистолет на Стаса. Тот изобразил испуг, поднял руки на уровень воображаемой «линии угрозы». Скину нужна доля секунды, чтобы нажать на спусковой крючок… Левой рукой Стас захватил пистолет и вывернул вцепившемуся в оружие противнику запястье: теперь ствол смотрел скину в живот. Хрустнул в скобе сломанный палец. Стас отобрал пистолет и рукояткой со всей силы ударил гада в кадык. Скин упал. Стас отпустил труп и с ужасом, будто только очнувшись, уставился на свои руки.

Он убил человека! Не соображая, что делает, убил человека!

Скины, кажется, поняли, что случилось. Стас попятился, выставив ладони перед собой. Нет, нет, он не хотел! Какой бы пакостью ни был покойный — Стас не хотел его убивать! Господи, да они же сейчас растерзают его, ни сила не поможет, ни спорт.

Стас в ужасе посмотрел на сцену. Там Ник. Вот же он, вот!

— Друзья! — сказал в микрофон Ник.

Толпа замерла — он приковал все взоры. Волна горячего обожания захлестнула площадь. Раскаявшись, отступили скины. Конь, работая локтями, отодвинулся назад, затерялся среди других, вздохнул с облегчением. Сейчас Ник что-нибудь такое скажет, что все сразу поймут: вот он — достойный вождь.

Все получилось правильно. Друг Ника сделал то, что нужно. Я ему больше не помогаю. Пусть идет. Я буду рядом со своим человеком. Много еды. Прямо здесь — много еды. Прямо сейчас.

Сейчас!

Я падаю на своего человека.

Он — это я.

Нику показалось — на одну секунду, — что он может выбирать. Сейчас, стоя перед толпой, ощущая ее жажду — может. Уйти или остаться. Принять свою судьбу или бежать от нее. Сохранить человеческое или…

Любовь или вечное одиночество? Мечты или серость будней? Радость или…

Сверху, с самого неба, обрушился шквал — тепло, обожание, радость, — невидимые токи заструились по позвоночнику.

Толпа. Мягкие руки. Чей-то голос еле слышный: «Ты хочешь, чтобы тебя любили.